На основании комплексного изучения источников исследователи судят о становлении в регионе классового (раннефеодального) общества, начиная с середины — второй половины X в. В это время появляются хорошо укрепленные городища-замки. Вокруг них складываются поселения, жители которых помимо сельского хозяйства занимались ремеслом и торговлей. Социальная стратификация общества хорошо фиксируется также археологами по материалам погребальных памятников. Социально-политическое развитие общества шло неодинаковыми темпами в разных районах региона. Кроме того, к концу XII в. наметилось движение в направлении нескольких форм раннефеодальных государственных образований. У латгалов среднего течения Западной Двины в стадии становления находились два раннефеодальных княжества: Кукенойс (Кокнесе) и Герцике (Ерсика), вассальные Полоцку. В том же направлении, хотя и с некоторым отставанием, двигались северные латгалы из областей Талава и Адзеле. Черты раннефеодальных монархий усматриваются и в развитии других народов региона. Только у куршей в приморских областях, а также у эстов в западных землях по берегу Балтийского моря и на острове Сааремаа складывались предпосылки для образования феодальных республик [Моора, Лиги 1969: 3–23; LA; Lietuvos 1972; Selirand 1974; Антейн 1976; Anteins 1976; Назарова 1982 (б): 164–170; Кулаков 1994; Латгалы 1999: 5–49; Radinś 1999 и др.].
С рубежа І–ІІ тысячелетий развитие восточноприбалтийских народов шло в условиях установления в регионе политического господства Древней Руси, распространявшегося из трех центров. Письменные источники (русские летописи) сообщают о походах за данью из Киева в земли литовцев и ятвягов уже с конца X в. С 30-х гг. XI в. начинается продвижение русских дружин из Новгорода в районы Восточной и Южной Эстонии. К концу XII в. новгородцы собирали дань с большей части Эстонии (за исключением, вероятно, западных областей и островов), а также с областей северных латгалов — Талавы, Адзеле и Имеры. Народы из районов бассейна Западной Двины (Даугавы) попали в данническую зависимость от Полоцка примерно в середине XI в. в годы правления князя Всеслава Брячиславича [ЛЛ: 82, 149, 153; СЛ: 289; НІЛ: 130, 529, 20, 203; Назарова 1986, 177–184; 1998 (а) 352–353]. В начале XII в. летописец называл русскими данниками также и куршей [корсь. — ЛЛ: 4,11]. Но это — единственное упоминание, и из него не ясно, кому именно — Киеву или Полоцку — курши платили дань.
Возможности для упрочения политического влияния Древней Руси были более реальными в тех частях региона, где оно могло подкрепляться интересами местной знати. У народов Восточной Прибалтики, где процесс становления классового общества проходил более быстрыми темпами, сильнее сказывались социальные противоречия. Это заставляло еще не окрепшие политические верхи общества искать поддержку своей власти на стороне. Кроме того, шла борьба за власть между отдельными кланами прибалтийских нобилей. Нестабильными были также отношения между разными народами региона, что часто приводило к вооруженным столкновениям. Все названные обстоятельства вынуждали местную аристократию мириться с зависимостью от Руси и рассматривать опору на русские княжества и земли как гарантию внутренней и внешней стабильности в подвластных этой власти землях.
Подобные взаимоотношения с Русью сложились у ливов, латгалов, возможно, у жителей некоторых восточнолитовских областей. В XII в. сбор русской дани находился здесь, по-видимому, в руках самих нобилей, что предохраняло их земли от ежегодных походов русских дружин, сопровождавшихся естественным в таких случаях ущербом для хозяйства местного населения. К тому же, собирая дань, местные нобили, надо полагать, не забывали собственных интересов, оставляя себе часть собранного. В результате укреплялось экономическое и политическое положение и самой прибалтийской аристократии, а также ускорялся процесс образования государственных институтов у этих народов. В таких политических условиях сложились вассальные Полоцку раннефеодальные латгальские княжества Кукенойс и Герцике, что, однако, не дает основания считать их русскими государственными образованиями [Аунс 1982; Назарова 1982 (a): 95; 1986: 177–184; 1995 (а): 182–193; Латгалы 1999: 50–54].