Тем не менее Захар хватко разрезал путы на ногах и руках Малышева. Тот благодарно посмотрел на Захара и начал растирать руки.
– Бог с тобой, солдат. Война с финнами, так с финнами. Правда, когда я родился, мы уже почти лет тридцать как и финнов, и немцев, и японцев, мать их, победили.
Костя массировал ступни, восстанавливая кровообращение.
Захар сидел напротив, разглядывая одежду и ботинки Малышева.
– Слышь, фотограф. А ты, часом, не из контры будешь? Чтой-то одежка на тебе ненашенская.
Костя быстро отодвинулся от красноармейца.
– Я тебе, Захар, сейчас одну новость скажу, но ты на меня с ножом не кидайся, лады?
Захар подумал и мотнул головой:
– Лады, фотограф. Давай политинформацию.
Костя тщательно подбирал слова.
– Видишь ли, Захар. Война, про которую ты говоришь, между финнами и СССР закончилась больше пятидесяти лет назад. И мы, СССР, победили.
Захар хмыкнул:
– Еще б мы не победили. Только это ты ошибаешься, фотограф. Война идет. Как она могла закончиться пятьдесят лет назад, когда я еще вчера от этих самых финнов дра… отсту… перегруппировывался.
Костя начал по-другому:
– Как по-твоему, Захар, который сейчас год идет?
Пригодько замолчал, посмотрел в потолок, пошевелил губами и ответил:
– Одна тысяча девятьсот тридцать девятый от рожд… Просто одна тысяча девятьсот тридцать девятый. Декабрь месяц.
– Во-от, – удовлетворенно произнес Константин. – А я родился в тысяча девятьсот семьдесят четвертом году. Ну-у? Понимаешь?
Красноармеец насупился и поиграл кинжалом.
– Что ну? Дурак ты или блаженный. По-твоему, так и товарищ Сталин Иосиф Виссарионович – не генеральный секретарь?
– Так я о чем, – радостно загомонил Малышев. – Помер Сталин твой, лет уже как сорок.
– Ты говори-говори, да не заговаривайся. – Захар явно начал выходить из себя. – Ты сейчас такое сказал, что, будь мы на большой земле, тебя б… сам знаешь куда забрали.
Захар поскреб голову.
– Не то ты говоришь, парень. Но ты хоть из русских. А этот… – Захар пнул ногой бессознательного стражника. – Хрен его знает, чей. Может, и не финн.
Костя улыбнулся, осознавая, что до Пригодько начало доходить хоть что-то. Но Захар продолжил:
– Может, это немец или франкист какой.
Этот разговор прервал протяжный стон, раздавшийся в углу зала.
Переглянувшись, они поднялись на ноги и пошли на звук. Вскоре наткнулись еще на одного связанного. Гладко выбритый невысокий сухощавый мужчина средних лет с нехарактерными для блондина восточными скулами лица, одетый в шорты и старомодный френч с короткими рукавами, был связан так же, как и недавно они. Блондин слегка постанывал, крутился и явно собирался очнуться. Пригодько по-дружески пнул связанного, и тот открыл глаза. Сказать, что в них при виде красноармейца и фотографа появилось изумление, значит не сказать ничего. После попытки осмыслить увиденное у него перехватило дыхание.
Молчание нарушил Захар:
– Тебя как зовут, мил человек?
Блуждающий взгляд связанного блондина остановился на Косте, потом медленно перешел на Захара. Губы с трудом открылись, и узник просипел по-русски:
– Где я?
Захар улыбнулся.
– Мы вот с этим товарищем поспорили. Он утверждает, что освобождение финского народа закончилось пятьдесят лет назад, а я говорю, что война с белофиннами идет сейчас. Рассуди ты нас, мил человек.
Связанный перевел взгляд с Кости на Захара и мотнул головой:
– Бред какой-то. Зачем России воевать с собственной губернией? Кто меня связал и кто вы?
Малышев взъерошил волосы, повернулся к красноармейцу:
– Захар, я начинаю понимать. – Он еще раз осмотрел одежду Пригодько и связанного человека. – Захар, который, ты сказал, сейчас год идет, по-твоему?
Красноармеец хмыкнул:
– Как какой? Одна тысяча тридцать девятый. То есть одна тысяча девятьсот тридцать девятый.
– Вот, а по-моему, одна тысяча девятьсот девяносто девятый. – Он обернулся к связанному: – А по-вашему, какой сейчас год?
Связанный блондин покачал головой, отгоняя что-то, даже попробовал взмахнуть рукой.
– Бред какой-то. – Русский язык связанного был безупречен. – Одна тысяча девятьсот шестой от Рождества Христова. – Да впрочем, что случилось? Вы из людей Калугумбея?
Блондин огляделся и попробовал приподняться.
– Где студенты? Горовой? Где моя статуя?
Слово «статуя» одинаково подействовала на остальных участников разговора.
Захар посмотрел сначала на Костю, тот на него, оба – на связанного блондина.