- Это не главное, мама. Важно, чтобы люди возжелали себе нового бога из своих людских племен, который укрепил бы их общую веру в небеса.
- И откуда ты все это знаешь? - удивилась мать, глядя пытливо сыну в глаза.
- Я знаю потому это все, - отвечал мальчик, - потому что, видел себя во сне таким же, как и они. И я летал, мама, как они и даже ходил по небу. Но это еще не все. Я видел самого главного бога. Он был такой же, как и я. И одет почти так же. Только я не понял, что у него в руках. Какая-то странная фигура в виде скрещенных палочек. Ну, вот такая, - и он нарисовал пальцем на полу фигуру, отображающую настоящий крест с двойным перекрестием.
- И что это обозначает? - спросила удивленная Мария.
- Пока не знаю, - ответил сын, - но думаю, это скоро придет мне в голову снова. Вот тогда и объясню, - и он стер с пола рисунок.
- А ты не боишься того, что говоришь так? - спросила мать, - ведь боги нас слышат.
- Нет, мама, - возразил мальчик, - они слышат только тогда, когда хотят сами этого, и я это чувствую тут, - и он снова показал рукой на голову.
- Да, но как же они знают все о нас? Наверное, видят с небес, что мы делаем?
- Этого я не знаю, - прямо ответил сын, - может, и видят. Но зачем им все это? - теперь, задал вопрос и он сам, но так и не найдя на него ответа, сказал. - Нет. Я думаю, что они хотят видеть нас более лучшими, чем мы есть. Потому, и обращаются, когда это очень требуется.
- Не знаю, сынок, - ответила Мария, - может, все так и есть, как ты говоришь. Вот только, что скажут сами люди, узнав обо всем этом?
- Они скажут, что я и есть бог, - уверенно отвечал мальчик, - только до этого еще много.
И снова Мария подивилась его проницательности, и снова ей немного всплакнулось.
- Почему ты плачешь, мама? - спросил сын, подходя ближе к ней и ложа голову на колени.
- Сама не знаю, сынок. Вот почему-то плачется и все, - и она погладила сына по голове.
- Знаешь, сынок, - продолжила она после небольшого молчания, - мне кажется, что я еще вернусь сюда в эти места.
- Почему? - удивился сын, - разве ты не хотела бы жить с людьми? Они также плохие?
- Не знаю, какие сейчас, - отвечала Мария, - но тогда, когда я ушла от них, они были злыми и жестокими.
- А мы сделаем их добрее, мама, - заверил ее сын, - вот затем мы и идем к ним. Мы принесем людям добро и свет в их темные холодные дома.
- А откуда ты знаешь, какие у них дома? – удивилась мать.
- Я их вижу, мама, - уверенно отвечал мальчик, - они у меня перед глазами.
- Но сколько продлится наш путь? - спросила снова Мария. - И сколько же надо добра?
- Долго, - так же уверенно ответил сын и посмотрел ей в глаза, - а еще я знаю, что добро будет сотворено и нам опосля всего этого.
- Как это опосля? - не поняла мать.
- Не знаю, - пожал плечами мальчик, - но мне кажется, что я уже вижу это время и с завтра мы начнем вместе его приближать.
- Ох, сынок, - снова всплакнула мать, - так не хочется мне покидать наше место.
- Знаю, мама. Но так велят боги и именно им мы обязаны своей жизнью. Потому, последуем их сказанию и велению. Тяжел и далек наш путь, но не труднее, чем то, что уже пережили. Я чувствую все это и уже горю желанием идти вперед...
Так они разговаривали до самого позднего вечера, и уснули только тогда, когда на небе взошла хорошо луна.
Наутро же, проснувшись и умывшись в последний раз в пойме реки, они наспех позавтракали и собрались в путь.
Дверь в пещеру надежно закрыли и загородили большими камнями, оставив внутри все так, как было за время их жизни.
Вскоре после их ухода, они так же обрастут мхом и покроются удивительно вьющейся растительностью, дающей свои горьковатые плоды, которые никак не годились в пищу.
Но это будет потом, спустя года, а пока мать и сын молча прощались с сохранившим им жизнь и давшим оплот жилищем, а также со всем тем, что его окружало.
Слезы ручьем устилали глаза Марии, а ноги отказывались повиноваться, но все же она пересилила себя и, развернувшись, сделала первые шаги навстречу идущей судьбе своего сына.
Мальчик также пошел следом, а вскоре и вовсе опередил мать, которая вела за собой их старую кормилицу - козу.
Животное, наверное, тоже чувствовало этот уход и жалобно подавало голос, озираясь по сторонам и порою не желая идти дальше.
Но сила верхнего повиновения все же заставила их идти, не смотря на всю боль обид и на неуверенность в завтрашнем дне.
Они шли по давно не топтаной дороге, и только пыль, поднимающаяся от их босых ног, говорила о том, что она до сих пор жива и не совсем утратила свою способность к воспроизведению живости движения.
После, она медленно ложилась обратно, заполняя сделанные ногами людей и животного небольшие углубления, но все же не до конца.
Боль наполняла их сердца, а души немного тревожились. Но боги не переживали за них.
Они знали, что те, кто внизу, выдержат еще не одно испытание, которые только начинались и которым не было истинного счета во всех последующих человеческих жизнях. Исповедь общего греха таила в себе несусветную загадочную силу, простирающуюся вглубь веков и вглубь человеческих усилий в опознании своего существования.
Человек только начинал свое первое восхождение, как действительно звучало бы это слово в его же устах. Вера спасала народы, но то была вера не в их бога, не в человеческого.
И наступило время показать им Его. Того, Кто не запятнал бы честь человеческую и, созревая любую силу вражды к себе людскую, уподобил бы ее просто добру.
Великая сила веры в богов, но она ничего бы не стояла, если бы не заслужила ее подтверждения на Земле в среде самих людей, а не небес.
"И будет восхваленной Его сила, и да изнеможет боль и голь, и пропадет всякая тварь с лица Земли, и нечисть сгинет подручная, и ниспадет на головы люду новая сила, облаченная в рясы веков и утолящая жажду повиновения и покорения силе всесветской и незлодышащей. Да, будет оно так".
Так говорила одна умная книга о жизни, и уже тогда начиналась писаться эта священная история.
"И святость ее из пророчеств языков состояла", - так скажут опосля. Но тогда этого не было и вовсе не думалось, что когда-либо так может случиться.
Время закрывало одну тайну и открывало другую.
Занавесь небес была чем-то сходной с занавеской человеческих душ, отемненной жаждой расправы и неблагонравия своих поступков.
Только настоящая былая сила, уподобающаяся новой, могла победить и убрать эту занавеску души любого. Вот тогда и пришло на помощь то, что и поныне называется верой.
И вера та распространялась и слухом полнилась. И надо было действительно в этом участвовать, чтобы понять, как это происходило и почему.
Но посмотрим все же, как она творилась, исходя из того, что уже сами прошли.
ПУТЬ ИНОХОДЦА
«И прошел день, и прошел еще один, и далее последующий. Ставало солнце над главой истца, пока не покаянного и не искалеченного бременем людской злобы дня...» - так гласит история.
Проходили дни, и уходили вдаль ночи.
Мать с сыном шли и шли вперед, а куда они идут, пока сами не знали и не ведали.
Бог сказал им: "Идите", и они пошли.
Бог сказал: "Встречу вас там", и они ждали с надеждой этой встречи.
Но до того еще было далеко. Они не прошли еще достаточно много, как показалась желто-белая россыпь пустыни.
- Вот почему эта дорога забыта, - сказала мать, обращаясь к юному сыну, - она не ведет уже никуда. Наверное, боги преградили ей путь дальше этой пустынной местностью. Что ж, пойдем направо, - и они
свернули в ту сторону, оставляя сбоку жгучую сыпь этого края.
Они шли еще долго, и уже солнце клонилось к закату, когда вдруг мальчик сказал: