себя ради блага всех.
- Сделаю это, - ответил Иисус.
- И сотвори душу свою в виде благого образа привселюдно и всеутопающе. Дай людям веру в воскрешение и уподобь их себе же.
- Сотворю, - отозвался мальчик.
На этом весь обряд посвящения был окончен, и они, выйдя из купели, пошли в дом, где достали свечи и произнесли первую молитву.
- Отче наш, иже еси на небеси...
Закончив ее и помолившись по обряду, указанному старцами, они легли спать.
А на утро все сталось, как и всегда, только день этот начинался с необычно ранней молитвы и произношения благоверных слов.
Так началась учеба Христа, нареченного Иисусом, длившаяся более трех с половиной лет.
Чего только не приходилось терпеть юному человеку от своих наставников.
Бросали его среди гулкой ночи где-нибудь в стороне от дома и заставляли искать их. Обучали, как нужно общаться с природой. Как суметь поговорить с любым животным и заставить его отойти, если надо.
Учили вере в себя, заставляя сидеть долго под водой и мерзнуть в холодной пустыне от холода.
Учили смотреть на звезды и понимать их. Учили искать путь темной ночью или ярким днем с завязанными глазами и связанными позади руками.
Учили его письму и стихотворному делу. Заставляли лепить горшки и обжигать их, мести пол и печь себе лепешки, сооружать дома и расторгать их по необходимости.
Но пуще всего изучал он одну науку - науку любить, понимать и творить. И уже тогда молодой Иисус понял, что творить чудеса - не просто поднимать руки к верху, прося у своего отца помощи.
Это больше, чем даже самосотворенное.
Он видел, как падали от его рук, словно завороженные звери и птицы. Он наблюдал, как от его взгляда уходили подальше все, кто хотел бы им прокормиться.
Он замечал, как тряслись руки от холода и голода, и как они не хотели долго работать после длительного пребывания в связанном положении. И Иисусу уже не казались эти чудеса чудесами.
Он становился взрослее, мудрее и начинал понимать, что чудо - это постоянная работа над собой и огромная воля в ее достижении.
Наверное, только здравость ума позволяла ему пережить эти испытания, обустроенные его учителями, и глубокая вера в свою осознанную деятельность на земле в стране своих предков, уходящих корнями далеко в ее глубину.
Но, вместе с тем, он понимал и другое: на столько развита его сила воли – на столько же будет велико и его сотворенное чудо.
Лишь иногда ему казалось, что он не выдержит всех испытаний, которые еще не начинались для него, но, поборов в себе внутреннюю силу сопротивления, все же стоял до конца и усердно молился за силу божественного покровительства.
Нет. Он не просил помощи у своего отца и не старался добиться своим усердием этого.
Иисус хотел истинно познать азы первого получаемого в жизни урока. И хотя учеба была только подготовкой к этому, ее по праву можно назвать первой восходящей славой будущего божественного начала.
Иисус не жаловался никому, даже своей матери, с которой он виделся довольно редко, хотя жили рядом.
Но закон учителей был строг. Никакого общения с другими подобными. Никаких попыток получить какую-нибудь утешающую его душу слезу.
Мать это тоже понимала и терпела, сколько имела сил на это.
Лишь только молчанием, скрывающимся в блеске глаз обоих, они и общались между собой. Но и этого было достаточно, чтобы понять друг друга и поговорить мысленно, невзирая на тот же запрет.
Но учителя разгадали эту цепочку общения, и очень скоро они вообще перестали видеться. Матери позволялось входить, когда ее сына там не было. Это было настоящее мучение для нее, ибо она теперь не только не могла его лицезреть, но даже мысленно хоть как-то связаться.
И все же спустя время, им удалось обнаружить самих себя в одиноких полупустых домах. Они научились говорить, даже не видя друг друга.
Это и была та связь, которую хотели создать учителя путем мучительно долгого времени разлуки.
После этого, муки прекратились, и они стали видеться как обычно, если даже не чаще, так как программа обучения подходила к концу.
И вот настал этот долгожданный день, когда на свет произросла истинно христианская душа, потом воспевшая славу пророка и обители доброты.
В этот день все было будто по-другому.
Не так пели птицы, упрятавшись где-то в саду, не так шуршали ящерицы, пробегая между полуразрушенных домов, и не так, как всегда, говорили иноходцы, взирая на своих учителей.
Салеф сказал:
- Подойди, сын божий и обними мать свою, ибо она, воистину, заслужила это за все время твоего существования. И поверь душою, что вы отныне единая кровь и единая сила, испепеляющая вражду и боль. - и когда Иисус обнял мать, он добавил, - Да, осуществится воля божья и опустится на землю сила луча его и осветит наши лица в потьме ночной.
И хотя это было днем, вдруг неожиданно солнце куда-то исчезло, а отделившийся из неба луч указал прямо на них.
- Видишь, агнец, - обратился тот, что старше, - это те чудеса, не испытанные вами, о которых мы говорили. Их не надо бояться, но надо знать, что они могут принести люду что богатому, что простому. Видишь, - указал он на небо, - боги видят и слышат нас. Слышит и отец
твой. Но ты к нему не обращайся, пока сам он не скажет об этом. Понял ли ты меня?
- Да, - тихо сказал Иисус, держа за руку свою мать.
- Вот и хорошо. А теперь, поди сюда ко мне. Я буду восклицать тебя в веру. Знаешь это? - спросил он, показывая то, что когда-то юноша видел во сне.
- Да, знаю, - утвердительно кивнул и сказал Христос.
- А это знаешь? - и старик перекрестил фигурой другого старика.
- Да, знаю, - так же отвечал Иисус, - то крест - знамение божие, не осквернение души твоей.
- Хорошо, - сказал Салеф, - теперь, возьми ты и окрести им сам себя.
Юноша взял в руки небольшой крест, сделанный из обычного дерева и проделал то же, что и старик, только на себе.
- А теперь, возведи сам себя в веру, - сказал Салеф и отступил в сторону от него.
Христос пал на колени и, подняв руки к небу, произнес:
- Отче наш, великий и ниспосланный другим отцом, всия сердцем клянусь, что по праву сотворю чудо великое здесь на земле и во славу твою спою псалмы.
Произнеся эти слова, Иисус встал и, обернувшись к Салефу, сказал:
- Спасибо тебе, мой учитель, и тебе, Иосиф, за науку вашу и благодать. Восполню дщерь свою и укажу десницей божию на кого нам
молиться и к кому обращаться по вере и славе нашей. Спасибо и тебе, мама, - обратился он к Марии, - за заботу твою и благоденствие.
- А теперь, сын божий, агнец небесный, - продолжил их разговор Иосиф, - иди в хлев и приведи сюда козу, то благое животное, спасшее вам жизнь в одинокой нужде.
Иисус сходил за козой и стал перед ним, держа животное за шею.
- Брось ее и освободи мысленно, - сказал старец, поднимая глаза к небу.
Христос так и сделал. Животное стояло рядом и не отступало.
- Сделай это еще раз, - сказал Иосиф, обращаясь к нему же.
И снова юноша сделал то, что просили.
Так повторилось еще раз. Коза, даже будучи освобожденной, никуда не уходила, а стояла рядом, плотно прижавшись к его ногам.
- Видишь, - указал на нее Иосиф, - так, как животное, может быть привязан к тому же и человек, если он хочет того же, что и рядом идущий, в беде либо нужде состоящий. Вера поможет вам в этом. Но не доверяй ее никому и не искалечь в сердце своем, какая бы беда не
достала. Исполни заповедь свою осьмую. Помнишь ее?
- Да.
- Тогда, прочли вслух.
И Иисус приступил к ее чтению. Природа слышала это, мать и окружавшие его два старика. Больше никому этого не было позволено.
Прочтя же, Христос сказал:
- Я верен себе и верен людям. Никакая беда не заставит свернуть с моего пути, назначенном отцом моим во славу мя исходящую. Я буду верен и вам, учителя мои, - поклонился Иисус Салефу и Иосифу, - а также, в вечной благодати тебе, мама, - и юноша поклонился матери.