Тогда она направила его этой частью к солнцу и обнаружила, как небольшой лучик света отразился на земле. Женщина присела и поднесла камень ближе, и в ту же секунду на земле вспыхнула и задымилась какая-то сухая травинка.
Она бросила камень и испугалась. Но потом, осторожно подойдя к нему ближе, взяла его опять в руку и сделала, как прежде.
И снова он вызвал небольшой дымок на ссохшейся траве.
- О, боги, вы даете мне вновь чудо, - тихо зашептала она, бережно зажимая в руке этот камень и уходя к себе в хижину.
Разложив там небольшую сухую охапку травы, мать поднесла камень к свету.
Минуту спустя вовсю полыхал огонь. Это ободрило молодую женщину и даже привело в небольшой восторг. Она бережно положила камень в один из кусочков разорванной ею небольшой ткани и, наскоро приторочив его к своей одежде, занялась ведением своего небольшого хозяйства.
Огонь разгорался. Женщина положила охапку более толстых дров и на время удалилась.
Через короткое время она возвратилась с глиняным изделием в руке, сделанном в скором порядке. Пришлась обжигать его на костре.
В хижине возник запах гари, и это разбудило малыша. Он захныкал и заерзал на своем настиле.
- Потерпи, потерпи, маленький, - тихо говорила мать, продолжая свою работу.
Ей, во что бы то ни стало, нужна была вода, ибо без нее долго не протянешь.
Обжигая руки и стараясь как можно ближе держать сделанную ей посуду к огню, женщина то и дело посматривала по сторонам.
Но не было никого, кто был бы способен ей помочь и в случае чего оградить от опасности. Везде, куда не посмотри, не было видно никаких движений, и упорно стояла тишина.
Хижина постепенно наполнялась дымом, и мальчик снова захныкал.
Мать на минуту отложила все в сторону и приблизилась к малышу.
- Не плачь, не плачь, прошу тебя, - тихо молила она его, присаживаясь рядом, чтобы покормить грудью.
Дым немного ушел, и в хижине посветлело. Ребенок снова заснул, не обращая внимания на окружающее.
Мать с болью посмотрела на его вспухшие от недомыва места и, уложив на место, принялась еще с большим усердием за работу.
Сейчас самым главным для них была вода. Страх перед вновь создавшимися условиями заставлял женщину трудиться не по мере сил.
Ее руки сильно обгорели и в некоторых местах даже начали пузыриться. Но, стискивая зубы, она продолжала свою работу.
Наконец, с первой посудиной было закончено и отложено ею в сторону. С минуту женщина передохнула, а затем продолжила уже с другим, подобным чаше изделием.
Через два часа ее желания достигли нужного результата. Руки вконец были обожжены и представляли собой какую-то живую рану, из которой сочилась жидкость.
Но женщина как будто не чувствовала боли. Ее внимание было занято осмотром четырех появившихся на свет посудин для воды.
Наконец, она удовлетворилась осмотром и тяжело опустилась на колени рядом с малышом.
- О, боги, помилуйте нас и пощадите, - тихо молилась мать сквозь бурно наступающие слезы, уже потихоньку начиная чувствовать в руках боль. Спустя минуту, она успокоилась и решила сходить за водой.
Солнце село, и по земле уже пробегали первые полосы темной ночи. Но она не отказалась от своего намерения и решительно направилась к выходу, прихватив с собой пару новоиспеченных посудин.
Уходя, мать немного задержалась на входе и, подумав, решила прикрыть его наспех сделанной дверью из остатков жердей и пальмового листа.
- Так будет спокойнее, - тихо сказала она, осматривая снаружи свою работу.
Дверь практически закрывала весь проход и не давала теплу особо выходить наружу.
Огонь к этому времени погас, и шалаш в быстро наступающей темноте казался просто густой массой растений.
Женщина удалилась, по дороге думая о своем сыне и о постоянно идущей боли от рук.
Уже совсем стемнело, когда она подошла к какому-то ручью, стекающему от далеко стоящих гор.
Попробовав на вкус воду, женщина довольно улыбнулась. Она показалась ей слаще любого приготовленного сиропа. Мать жадно припала губами к воде и вволю напилась. Затем обронила в ручей чашу и стала медленно наполнять другую
посудину.
Сквозь гущу темноты и устоявшуюся тишину, очень ясно послышался вдали детский плач.
Женщина встрепенулась и вслушалась. Плач повторился и эхом отозвался в полупустынной местности.
Наспех хватая в руки кувшин и чашу, она бросилась со всех ног обратно к хижине, по дороге то и дело наталкиваясь на кусты или разбивая ноги о камни.
Наконец, мать добежала до убежища и влетела в почему-то приотворенную дверь.
Даже в темноте, она ясно разглядела чьи-то огромные сверкающие глаза, почти в упор смотревшие на нее. Женщина бросилась к копью, лежавшему у входа, но зверь, видимо, предусмотрев это, оказался проворнее и быстро выскочил из хижины на улицу.
Мать подбежала к сыну. Он тихо сопел, и только мокрое личико свидетельствовало о том, что его облизало животное.
- О, боги, - взмолилась женщина, падая на колени возле малыша, - неужели, вы оставите нас, и мы пропадем, - и она горько заплакала, прислоняя лицо к спящему младенцу.
Сухое рыданье продолжалось несколько минут. Затем мать подняла голову и, посмотрев на ребенка, сказала:
- Нет, я не верю, что после того, что случилось с нами, что-то произойдет, - это, конечно же, моя вина. Не надо тебя бросать одного, - и, взяв тихонько ребенка на руки, женщина медленно пошла к тому же ручью, на ходу прихватив с собой еще одну посудину.
Спустя полчаса она вернулась и, уже осторожно открывая дверь, долго всматривалась в темноту хижины.
Там было тихо. Женщина поставила кувшин, почти доверху наполненный водой, и, захватив другой, снова пошла обратно.
Через час она уже сидела в хижине и отдыхала, сквозь окружающую мглу наблюдая за своим сыном.
Чуть подогрев воду на еще не остывших до конца углях, мать решила помыть малыша и переложить в чистую холщевую ткань, сотканную когда-то ее матерью.
Ребенок немного захныкал, но потом все же успокоился и уснул.
Мать, плотно закрыв за собой дверь и привязав травянистой нитью ее к одной из основных жердей, легла рядом с сыном и через мгновение уснула.
И снился ей сон, что видит она своего младенца где-то на небесах выше всех туч в непонятных одеждах и неизвестно с кем. Проснувшись, она даже испугалась, но посмотрев на рядом лежавшего ребенка, мгновенно успокоилась и снова уснула уже до утра.
С восходом солнца и с ранним плачем малыша по материнской груди, она проснулась.
Быстро взяв ребенка на руки, мать утолила его жажду, и спустя десять минут он продолжил спать дальше. Она же, наскоро умывшись, принялась за разведение огня и приготовление пищи.
Поступив, как и вчера с камнем, женщина очень быстро развела огонь, и вся окунулась в домашние хлопоты. Натолкла на камнях зерновой муки и испекла на доспехах несколько лепешек.
Затем натолкла еще немного и снова испекла, делая себе запас на вечер.
После этого, съев одну лепешку и подкрепив себя свежими фруктами, мать взялась за приготовление маленькой купели для ребенка.
Она принесла к хижине глину и принялась лепить задуманное. Спустя некоторое время у нее получилось то, что хотела.
Теперь, оставалось его обжечь на костре и немного сгладить внутреннюю часть от шероховатости.
Недолго думая, женщина вложила внутрь пальмовые листы и, аккуратно приглаживая их рукой, сверху нанесла тонкий жидковатый слой глины.
Та растеклась в стороны, и заполнила ненужные щели, образовав достаточно ровную и гладкую поверхность. Затем, подождав немного, чтобы глина как следует впиталась, она принялась обжигать рукотворение, подставляя под огонь свои искалеченные руки.
И вновь, как и вчера, она не чувствовала никакой боли. Лишь только изредка, перекладывая из одной руки на другую, она что-то ощущала, но и это не останавливало ее. Добившись же нужного, мать вышла из хижины и поставила небольшую купель на солнце.