— Нет, — смущенно ответил Иетс. Он вовсе не хотел заходить так далеко.
— Верно, что французы любят свой домашний очаг и свое добро, — продолжала учительница слегка торжественным тоном, — любят, быть может, сильнее, чем другие народы. Но знайте, что стоило лишиться крова, вещей, одежды, всего, что хранило память о минувших днях целой жизни, ради того, чтобы увидеть, как боши бегут.
— Браво! — сказала Карен.
Иетс молча прихлебывал вино. Он ведь только хотел рассуждать трезво, трезво докопаться до сути дела; а француженка, видимо, именно за это укоряла его.
— Поймите меня! — сказала она. — Немцы были так сильны, и они так долго распоряжались здесь, что мы счет годам потеряли. Мы уже почти примирились с мыслью, что это на веки вечные, что этих людей нельзя обратить в бегство. А потом они все-таки побежали.
— Это вы, американцы, заставили их уйти, — из вежливости сказал хозяин.
Рука учительницы описала в воздухе небольшой круг.
— Это восстановило те жизненные правила, которым нас учили когда-то и которым я сама учу детей.
Иетс понимал, чем было бегство немцев для жителей Изиньи. Будь он одним из них, он, может быть, испытывал бы то же, что и они. Но в том-то и дело, что он не житель Изиньи. Он, словно врач, который, притронувшись к пылающему лбу больного, чувствует чужой жар, но сам не страдает от него.
Он молча протянул маленькой дочке часовщика кусок шоколада. Ответа для мадемуазель Годфруа он так и не придумал.
В Шато Валер они приехали на закате. Машина остановилась у главных ворот: два каменных столба, сложенных несколько веков назад на опушке леса, где дорога выбегала из чащи. За лужайкой и рвом на оранжево-багровом небе чернели башни, трубы и островерхие крыши замка.
Когда замолкла трескотня мотора, явственно послышался грохот орудий. Становилось свежо. Карен зябко передернула плечами.
— Выйдемте здесь, Карен, — сказал Иетс. — Шофер отведет машину в парк. — Он помог ей выйти и добавил: — Я прежде всего провожу вас к Крерару, у него всегда есть виски.
— А вы сразу выпиваете свой паек? — улыбнулась она.
— У Крерара есть виски потому, что он штатский, которого нам навязало Бюро военной информации, и потому, что ему присвоили чин подполковника, и потому, что его обязанность — принимать «весьма важных особ». — Иетс повел Карен к палатке на холме, справа от дороги. Перед палаткой стоял Абрамеску, расставив короткие ноги, опершись на винтовку. Вокруг него прыгал котенок, ловя что-то лапками в воздухе. Потом ему это надоело и он стал тереться о ноги Абрамеску, выгнув спину и задрав хвост.
— Котенка зовут Плотц, — сказал Иетс. — Крерар привез его из Англии.
Абрамеску спустился с пригорка, осторожно переставляя большие ступни. Дойдя до Иетса, он удивленно уставился на Карен, потом весь покраснел и сказал, запинаясь:
— Майор дожидается вас, сэр…
— Вижу, — сказал Иетс. Он успел заметить плотную фигуру Уиллоуби, вышедшего из палатки в сопровождении высокого, узкоплечего Крерара.
Уиллоуби побежал вниз и уже издали закричал, протягивая короткие руки:
— Дама! Какая неожиданная радость!
Его пухлая физиономия расплылась в блаженной улыбке; маленькие колючие глазки сверкали из-под припухших век.
— Майор Уиллоуби, — сказал Иетс. — Наш начальник. Мисс Карен Уоллес. Она будет писать корреспонденцию об операции, назначенной на четвертое июля.
— О какой операции? — спросил Уиллоуби, недоумевающе глядя на лейтенанта. Но он тут же спохватился. — Об этом после, — сказал он и снова обратился к Карен. Сияя улыбкой, он подхватил ее под руку. Она почувствовала его толстые пальцы на своем запястье.
Заявку делает, подумал Иетс. Но он заметил, что у Карен чуть искривились губы. Эта сумеет за себя постоять. Может быть, и он ошибался: сделал слишком скорый вывод, когда она так легко приняла его предложение и бросила Каррузерса вместе с его картами, блиндажом и генералом. Он прошел вперед и, дойдя до палатки, сказал:
— Разрешите познакомить вас с мистером Крераром, мисс Уоллес. Он расскажет вам все, что вам захочется узнать.
Крерар протянул руку. Котенок уже взобрался к нему на плечо и мурлыча терся об его ухо.
— Непременно познакомьтесь с мистерам Крераром. Он все знает, — сказал Уиллоуби.
Длинный, мясистый нос Крерара почти доходил до его тонких губ. В глубоких морщинках вокруг глаз таилась насмешка.
— Уиллоуби всегда преувеличивает, — сказал он. — Скоро сами увидите. Не доверяйте ему, дорогая. Он слишком занят самим собой.