— Бросьте! — сказал Крерар. — В наши дни мало в чем можно быть уверенным, но я ничуть не сомневаюсь, что вы не только выживете в этой войне, но и растолстеете.
— Надеюсь, мистер Крерар. Но нужно быть готовым ко всему. Готовность — залог победы.
О господи, подумал Крерар. До чего же нудный парень.
— Могу вам сообщить, мистер Крерар, — торжествующе начал Абрамеску, — что ваша позиция относительно листовки, задуманной генералом Фарришем, полностью совпадает с позицией полковника Девитта.
— Да что вы говорите?
— Он безоговорочно поддерживает вас.
— Есть извещение?
— Вот, пожалуйста. — Абрамеску протянул Крерару одну из копий.
Крерар вздохнул.
— Вам не кажется, что вы могли бы сделать это, когда я вошел в комнату? Ведь здесь же написано: «срочно»!
— Я видел, что вы не в настроении заниматься делами, — спокойно ответил Абрамеску.
Крерар поморщился. Он скомкал бумагу и бросил ее на пол. Абрамеску нагнулся, поднял ее и положил в корзину.
Накануне вечером, после того как Уиллоуби выдал тайну своей закулисной махинации, Крерар вдруг затосковал по такой силе, которая остановила бы всю эту недостойную игру и сделала бы так, чтобы люди были людьми, а не чинушами с мелкими душонками и мелкими стремлениями. Он даже готов был поддержать затею с листовкой, лишь бы осадить немного Уиллоуби и помешать его планам.
Крерар знал заранее, что Девитт наложит вето на листовку. Другое дело, если бы Девитт уже был здесь. Девитт — кадровый военный, но он с огоньком и при случае не побоялся бы поспорить с высшей инстанцией. Но поскольку Девитт сам представляет сейчас высшую инстанцию, то надеяться не на что.
Его мысли были прерваны окликом:
— Мистер Крерар!
— Да? — Крерар вздрогнул и так быстро вскочил, что у него слегка закружилась голова.
— Я хочу показать вам листовку. — Перед ним стоял Бинг и протягивал ему две испещренные помарками странички. — Это еще только черновик, но, мне кажется, это более или менее то, что нам нужно.
Крерар протер глаза, поморгал.
— Вы приложили перевод? Давайте.
Бинг следил за лицом Крерара, стараясь по движению бровей и полуулыбкам угадать, что тот думает. Эта листовка — не просто очередная работа, а нечто неизмеримо более важное. Если то, что он написал, произведет впечатление на Крерара, оторвет его от Уиллоуби, то выпуск листовки может все-таки состояться. А Бинг желал этого не ради себя, не ради шутки над историей, нет, ради других — Тони, Толачьяна, Торпа и ради Карен, Иетса… и даже Фарриша.
Крерар медленно читал:
«Да здравствует Четвертое июля!
Вы слышали залп наших пушек. Это голос Америки. Так говорит Америка Четвертого июля 1944 года.
Для нас Четвертое июля — священный день. Четвертого июля 1776 года родилось государство Соединенных Штатов Америки, — родилась нация свободных граждан, равных перед законом, твердо решивших самим управлять своей судьбой.
За наши права и свободы мы сражались в 1776 году. За наши права и свободы сражаемся мы и ныне. Ибо, где бы им ни грозила опасность, она грозит и нам. Где бы ни попиралось человеческое достоинство, попирается наше достоинство. Где бы люди ни страдали, где бы ни подвергались гонениям, страдаем и мы. И потому, что мы такая нация, мы переплыли океан, чтобы обуздать тирана, который хочет навязать свою волю целой стране, Европе, всему миру.
А вы, немцы, — во имя чего вы сражаетесь?
Вы сражаетесь только для того, чтобы затянуть уже проигранную войну, войну, которая, — если вы не остановите ее, — приведет вас к гибели.
Вы уже воюете пять лет. Миллионы ваших солдат погибли в России — и все-таки русские войска стоят на границах Германии. В Италии вы отдали три четверти страны, и ваше отступление продолжается. Здесь, на западе, нажим на ваш фронт усиливается с каждым днем. А ваши города и села рассыпаются прахом под ударами авиации союзников. Если вы хотите спасти себя, спасти Германию, — у вас только один путь.
Кончайте войну!»
— Покурим? — Крерар протянул Бингу портсигар. Он сложил листочки и передал их Абрамеску. — Перепечатайте в четырех экземплярах.
Абрамеску внимательно прочел текст.
— Как жаль, что это не будет опубликовано, — сказал он.
Чтобы скрыть волнение, Бинг закурил. Он подумал о Карен. Может быть, удастся уговорить ее, чтобы она пригрозила всем этим шкурникам разоблачением в печати? Конечно, существует военная цензура, но попытаться стоит.
— Весь вопрос в том, — сказал Крерар, — верите ли вы в это? И насколько сильна ваша вера?
— Да разве я стал бы писать, если бы… — Бинга удивило участие, прозвучавшее в тоне Крерара. — Мистер Крерар! Ведь это я все затеял! Был такой момент, когда все дело можно было сорвать. Лейтенант Иетс доложил, что нет возможности выпустить листовку к сроку, и, по-моему, генерал Фарриш готов был сдаться. Тут я и сказал, что успеть можно.