Впрочем, люди — это неважно. Ему нужна душа, аромат Парижа. Вот что он должен там найти, потому что без этого аромата немыслима Ева. Париж — последний этап на пути к его ферме, а там он снова обретет свою Еву, которая не может жить в чужом скучном Нью-Йорке и отдаляется, уходит от него, как его молодость.
А Париж, казалось, крепко спал, но это был сон перед великим пробуждением. Таит ли он в себе вожделенный Грааль — о том никто не ведал.
2
Головной танк остановился в том месте, где боковая дорога вливалась в шоссе, ведущее на Париж.
На карте этот пункт назывался Рамбуйе — небольшой, ничем не примечательный городок, каких много в этой части Франции: мэрия, школа, церковь, публичный дом, гараж и заправочная станция; дома почти сплошь серые, так что не разобрать, сколько им лет. В лучах вечернего солнца серые стены казались розоватыми, а окна кое-где горели золотом.
На тротуарах были свалены остатки немецкого завала — толстые бревна, расщепленные взрывами, бруски бетона, спутанная колючая проволока. Прислонившись к обломкам, сержант Лестер наблюдал за работой своей команды. Они хорошо потрудились над этим завалом, хорошо потрудились на всем протяжении дороги, которую они расчищали для дивизии Фарриша.
Со своего места он увидел, как подошла с боковой дороги и остановилась танковая колонна. Танки явно были американские, иначе Лестер сразу бы смылся; но его все же встревожило, почему группа легких танков появилась в Рамбуйе с этой стороны. К тому же танкисты вели себя неосторожно, словно только о том и думали, как бы подышать свежим вечерним воздухом.
Лестер не спеша подошел к головному танку и тут только разглядел на его борту полустертые и размытые дождем французские опознавательные знаки.
Командир танка вылез из люка, соскочил наземь и стал восторженно трясти руку Лестеру. По мнению Лестера, рукопожатие было слишком продолжительным и пылким. Француз улыбался и быстро говорил что-то. Наконец он отпустил руку Лестера и указал на дорогу, ведущую в Париж.
Лестер решительно замотал головой.
Француз взволновался. Он сделал красноречивый жест сначала в сторону танков, потом опять в сторону Парижа.
— Нет, нет, — сказал Лестер. — Мы, — он ткнул себя большим пальцем в грудь, — Париж!
Француз всплеснул руками. Он разразился целым потоком гневных слов. Потом повернулся к танку, всем своим видом показывая, что намерен двинуться вперед.
Нервный народ, подумал Лестер. Дернув француза за рукав, он указал на свой автомат и сказал:
— Пиф-паф! Придется вас, милейший, застрелить, если вы не бросите эти штучки.
Француз вынул из кобуры маленький револьвер и тоже сказал:
— Пиф-паф!
Потом они оба расхохотались, и Лестер, заявив: «Вы с моим капитаном — туда», повел француза к зданию школы, где находился командный пункт капитана Троя.
Не прошли они и нескольких шагов, как по той же дороге подошла еще одна группа танков и остановилась в хвосте первой. Тогда первая с грохотом въехала на шоссе. Перед узким проходом у разобранного завала головной танк остановился в ожидании приказа. И в ту же минуту подкатившая по главной дороге колонна открытых американских транспортеров затормозила перед прочным барьером, который образовали собой французские танки и остатки завала.
Шоферы стали перекрикиваться, и так как американцы не понимали, что кричат французы, а французы не понимали американцев, шум и ругань поднялись оглушительные. Но даже при желании ни та ни другая сторона не могла бы уступить, потому что обе колонны, сцепившиеся головами, с каждой минутой все больше вытягивались в длину.
Трой сидел за учительским столом в классной комнате на первом этаже школы. Он читал написанные на доске алгебраические примеры, проверяя, может ли он еще их решить, и старательно отводя глаза от красующейся наверху доски надписи: «Лейтенант Хандлер — осел!» Хоть бы только Хандлер не вошел сюда. Хандлер велит кому-нибудь стереть с доски, будет искать виновного, никого не найдет и только выставит себя на посмешище. К тому же Хандлер и правда осел.
Трой думал о том, давно ли у здешних ребят был последний урок алгебры. Еще утром в городе были немцы; они построили завал на дороге, а потом по каким-то причинам решили уйти. Вчера город обстреливали американцы, несколько домов было разрушено, почти все жители убежали в поле и в лес. Мало кто вернулся в город; это очень удобно: трудно разобрать, кто здесь держит чью сторону. Трою вовсе не улыбалось заниматься гражданским населением в дополнение к своей основной задаче — расчищать дорогу на Париж.