— Ты поосторожнее, Роберт! — раздраженно бросил ему король. — Рыцари вроде Руфуса на деревьях не растут. Не знай я тебя лучше, заподозрил бы в тебе ассасина, засланного к нам Саладином, чтобы лишить меня одного из лучших воинов!
Все рассмеялись, даже я: сам того не зная, Ричард отчасти оказался прав. В Шиноне, разумеется, не было коварных убийц с расположенных к востоку от Утремера гор, но Фиц-Алдельм на самом деле пытался меня убить. Я порывался сказать об этом Ричарду, но решил промолчать. Даже если прибавить показания Риса, мои обвинения будут выглядеть безосновательными и лживыми. Чтобы разоблачить Фиц-Алдельма, требовались неопровержимые доказательства.
Рис, кипя от гнева, повел меня к лекарю.
— Я сам его убью, — прошептал он мне, как только мы отдалились от толпы. — Бог свидетель, я сегодня же ночью перережу ему глотку.
Я схватил его за запястье. Он сердито посмотрел на меня.
— Ничего подобного ты не сделаешь, — сказал я тихо, но твердо.
— Но он пытался убить вас! Снова!
— Верно, пытался. И если ты его прикончишь, на кого подумают?
Он раздраженно фыркнул.
— Ну почему мы вечно ничего не делаем? Может, вам проще подойти к нему и дать себя зарезать?
— Ты злишься, Рис. И я тоже, поверь. Ему это не сойдет с рук, клянусь.
— Когда мы перейдем к делу?
— Я хочу сразиться с ним в поединке.
Рис посмотрел на меня как на придурка:
— С какой стати удостаивать этого мерзавца подобной чести? Он-то вам никакого почета не выказывает.
— Ты знаешь почему. — Я помялся и добавил: — Саутгемптон.
— В таком случае позвольте мне сделать это, — взмолился Рис. — Ничто не доставит мне большего удовольствия.
— Смертный счет к нему у меня, а не у тебя. Тебя он пару раз стукнул и оскорбил на словах, но на этом все. А вот у нас с ним все тянется дольше.
Признав мою правоту, Рис сдался и погрузился в угрюмое молчание. Мое настроение было не лучше. Я завел речь о поединке, но король косо смотрел на схватки между рыцарями своего двора. Если бы я убил Фиц-Алдельма в единоборстве, мое положение, достигнутое с таким трудом, оказалось бы под угрозой, а я не собирался пренебрегать им. Убийство оставалось единственной открытой для меня дверью, но у нее витала тень злополучного Генри. Я не готов был сделать этот шаг.
Настроение мое еще более ухудшилось позже, во время последнего совета, собранного Ричардом перед отправкой. Он словно угадал мое желание навредить Фиц-Алдельму.
— Любой, кто убьет человека на пути в Утремер, — объявил король, — будет привязан к покойнику и, если это случится в море, брошен за борт. Если на суше, их погребут вместе. Если достойные доверия свидетели покажут, что некий человек обнажил против другого нож или ударил его и пустил кровь, ему отсекут руку.
Ричард продолжил оглашать список наказаний за прочие преступления, а я посмотрел на Риса, стоявшего позади меня.
— Не стоит он ни одного из этих наказаний, — прошептал я.
Рис мрачно кивнул.
Как ни странно, я до некоторой степени испытал облегчение. Генри уже не давал мне спать по ночам. Нередко я просыпался в поту, а перед глазами стоял он в последние секунды, умолявший нас подумать о его жене и ребенке; я же лишал его жизни самым жестоким образом.
Как ни сильна была моя ненависть к Фиц-Алдельму, я не хотел, чтобы он присоединился к Генри в моих жутких видениях.
Утро того дня, когда мы выступили к Везле, выдалось погожим. Рассветное небо над Шиноном было лазурно-голубым. В воздухе, прохладном, но обещавшем тепло, был разлит запах свежескошенного сена с лугов за рекой. Два петуха перекрикивались друг с другом на близлежащей ферме. Не каждый день король выступает в поход в Утремер, поэтому все обитатели замка высыпали проводить нас. Рабочие и конюхи в поношенных, перепачканных туниках. Повара и мясники. Плотники, каменщики, подмастерья. Торговцы, бочары и изготовители луков. Прачки с красными руками. Служанки в лучших своих нарядах.
Были тут курносые младенцы на руках у матерей и мальчишки с мечами, сделанными из палок. Я видел писцов с чернильными пальцами и группу монахов с тонзурами на макушках. Сенешаль стоял в окружении подручных. Солдаты гарнизона, жандармы и рыцари построились у ворот и выше их, на укреплениях. На лицах отражались сожаление — «нас не взяли» — и облегчение при мысли о том, что этим людям нет нужды, как нам, совершать полное опасностей путешествие.
Богато одетая Алиенора стояла вместе с Джоном в дверях большого зала, придворные дамы толпились вокруг госпожи. Многие плакали, потому что их мужья или поклонники были в числе уходящих. Беатриса отсутствовала, и это кольнуло мою совесть, ведь я не зашел попрощаться с нею. Поступить так было трусливо, признаю, но проще. Я надеялся, что если она еще питает ко мне какие-либо чувства, то со временем они развеются. Лицо Джона было бесстрастным. Минутой раньше он пожелал Ричарду доброго пути с холодным уважением, не выдававшим ни намека на его истинные чувства. Король, со своей стороны, держался строго, посоветовав брату исполнять свой долг и оберегать королевство до его возвращения.