Что же касается меча, то ржавчины нет, видно, что за мечом ухаживали, но на клинке помимо шедших вдоль дола сильно затёртых букв, которые всё же сложились в слова «Nomine Domini Christi»[8], по обеим краям виднелись зазубрины, хоть их, видно, и пытались загладить точильным камнем. Видно, прежний обладатель не раз рубил этим мечом недруга. Ну а какие варианты, не дрова же!
— С ним твой отец ходил в тот самый крестовый поход, — подсказал Роланд.
Его меч тоже не поражал воображение, доставшись ему также от родителя. Да и наши с ним шлемы и кольчуги когда-то принадлежали нашим отцам. В общем, экипированы мы были скромно, если не сказать больше. Опять же лошади… Скорее, их можно было назвать клячами. По словам Роланда, родители выдали нам в качестве транспортного средства если и не самых лучших лошадок, то хотя бы более-менее выносливых. Вот только скакать галопом на них рекомендовалось не слишком долго, а лучше и вовсе идти шагом или рысью.
— Оно ведь как, галоп — он в атаке хорош или, когда, наоборот, приходится удирать, — рассуждал Роланд, седлая свою рыжую кобылу. — А так всё больше шагом да рысью. Для боя нам бы пригодились жеребцы, но стоят они дорого, да и слишком своенравны. Может, возьмём в бою как трофей, хотя, я слышал, арабы предпочитают кобыл опять же за их выносливость, чем жеребец похвастаться не может. Кстати, твоего мерина звать Аполлон.
— Серьёзно? Что-то он не очень смахивает на Аполлона.
— Ну моя-то кобыла вообще Матильда, и у моей старшей сестры такое же имя. Подозреваю, в честь неё и назвали. Тем более что если к ней, я имею в виду к сестре, присмотреться, то некое сходство с кобылой угадывается, — хохотнул Роланд. — С грехом пополам этой страхолюдине мужа нашли из купцов средней руки, и то на приданое кое-как наскребли.
— А у меня семья большая?
— Да уж немаленькая, наши папаши постарались, чтобы парой детишек дело не ограничилось, да ещё померло сколько при родах и во младенчестве… У меня сестра и два брата, а у тебя три брата и две сестры. Честно скажу, младшенькая Жозефина у тебя ничего, вернёмся из похода — я предложу ей руку и сердце.
— Вон оно как… А у тебя были женщины?
Тот смутился и на его щеках проступил румянец.
— Знаешь, Симон, я никому об этом ещё не рассказывал, даже тебе… В общем, этой весной я переспал с девушкой…Ну как с девушкой, уже с женщиной, из нашей деревни. Она сказала, что в будущем я буду с женщинами более опытен.
— Ничего не подцепил? В смысле, заразу?
— Бог миловал! — перекрестился Роланд католическим манером, слева направо.
— А у меня случались… хм… амурные похождения?
— Вроде бы нет, если только ты сам от меня их не скрыл.
— И никто из нас ни с какой девицей не обвенчан, никто нас не дожидается?
— Увы, а может быть, и к счастью, но суженых у нас нет.
— Ясно… Кстати, а ты точно знаешь дорогу до этого, как его, Клермона?
— Симон, мы же в прошлом году там и на ярмарке были с братьями, а потом еще и на церемонии акколады!.. Ой, я и забыл, что у тебя память отшибло. В общем, я тебя приведу, куда надо.
По ходу дела я развязал тесёмки на своём кошеле, весившем навскидку грамм сто. Внутри обнаружилась солидная горсть мелких серебряных монет далеко не идеальной округлой формы. Я вытащил одну из монеток, она весила что-то около грамма. Роланд объяснил, что нам обоим отцы ссудили по сотне серебряных денье. Но так как вчера, на второй день пути, у моего мерина отлетела подкова и пришлось обращаться за помощью к деревенскому кузнецу, то пришлось отдать ему три денье. Так что у меня оставалось 97 монет. Ему же батюшка ссудил также сотню денье, из которых он пока ничего не потратил.
— А с золотом у нас что, туго?
— Это да, наши отцы не богачи, — вздохнул Роланд. — С десяток безантов на двоих могут наскрести, но не нам же их отдавать. А у владельцев соседних феодов, что побогаче, золотишко, пожалуй, что и водится не только в виде чеканных монет.
— Что это за безанты?
— Византийские золотые монеты, они имею хождение во всех христианских странах. А ещё есть золотой парижский ливр, и су, которых в одном ливре насчитывается двадцать, но ливры и су хождение в народе не имеют, так как применяются только при казначейском учёте. А в свободном обращении используется только серебряный денье. Их в одном золотом ливре двести сорок.
М-да, это ж, получается, ещё даже эпоха экю не наступила[9].
— Как-то грустно у вас всё, в этой средневековой Франции, — пробормотал я.
— В средневековой? Что значит в средневековой? Послушай, Симон, может, тебе лучше вернуться домой? — с участливой физиономией спросил Роланд. — Скажешь, что ударился головой и память отшибло, может быть, никто тебя в трусости не обвинит. А я уж буду биться с нехристями за себя и за тебя.