— Зачем же корабли, если море и так расступится перед нами? — возразил Карл.
— В таком случае, конечно, можно обойтись без кораблей, но расступится ли оно? Это Николас так думает, Ансельм же знает наверняка, что никакого чуда завтра не произойдет. А знает он это потому, что не Господь Бог обещал Николасу чудеса, а парочка мнимых монахов, проходимцев, вознамерившихся продать в рабство тысячи детей. Неужели Господь допустит, чтобы морская пучина разверзлась и вы, пройдя посуху, попали в рабство? А ведь именно такая судьба уготована вам на том берегу. Никакой Святой земли там и в помине нет, никакого Иерусалима и перепуганных сарацинок — ничего! Только иссохший под лучами палящего солнца берег да редкие поселения арабов, готовых платить любые деньги за белокожих рабов из северных стран.
— Но мы не видели кораблей, — заметил Франк.
— Они скрыты в гавани. Мы слишком задержались в пути и пришли в Геную намного позже, чем рассчитывал Ансельм. Вспомните, как он спешил! Боялся, что корабли не дождутся его. Я раскрыл его план, дети. Завтра не произойдет чуда, море все так же будет плескаться у ваших ног, и тогда появится Ансельм со словами: «Милые дети, если море высохнет, этот город придет в упадок, и Господь внял мольбам его жителей, но в своей неизъяснимой милости он явил нам другое чудо. Он послал корабли, чтобы доставить вас прямехонько в Святую землю. Следуйте за мной, корабли ждут вас». Что сделаете вы? С радостью взбежите на борт и позволите увезти себя, но только не в Иерусалим, а в неволю, на рынки рабов. Ребята, еще не поздно! Все вместе мы можем спасти детей.
— Лжешь, Рудолф ван Амстелвеен! — вскричал тот же высокий мальчик. — Море отступит перед нами. Николас обещал нам это, а он говорит правду.
— Дружище, хотел бы я, чтобы это было так, — сказал ему Долф, — и сам бы посмотрел на это чудо, но, клянусь всеми святыми, этого не будет, и не будет потому, что Николас сам обманут Ансельмом.
В качестве последнего довода он вытянул из-под свитера медальон с изображением Святой Девы и прильнул к нему губами, что произвело на всех глубокое впечатление.
— Откуда ты знаешь об этом, Рудолф? — испуганно спросила Марике.
— Да, и давно ли ты знаешь? — подхватил Петер.
— Дорогие мои, я услышал об этом лишь несколько часов назад. Вспомните, Ансельм ведь был не одни, когда он дурил голову Николасу своими видениями и голосами, с ним был его пособник.
— Дон Йоханнес! — догадался потрясенный Франк.
— Точно, но дон Йоханнес не так погряз в грехе, как Ансельм. Поначалу он согласился было на это мошенничество, но совесть замучила его. Смерть Каролюса разбила его сердце. Он сам поведал мне сегодня о дьявольском заговоре, жаль только, что он не сделал этого раньше. Я тоже сперва ушам своим не поверил, но Йоханнес поклялся, что говорит чистую правду. Он не может больше быть заодно с Ансельмом, не может смириться с мыслью, что тысячи детей, которых мы ревностно сберегали в пути, кончат свою жизнь в рабстве, и сегодня, обливаясь слезами, он признался во всем. Я отправил его исповедоваться к отцу Тадеушу.
— Неужели и дон Тадеуш предал нас? — опять спросил Франк.
— Да нет же, он, как и все мы, понятия не имел об этом чудовищном злодеянии.
— Где они? — прозвучал в тишине решительный девичий голос. — Убить их мало!
— Успокойся, Марта, — урезонил девочку Долф, — как только отцу Тадеушу стало известно о заговоре, он отправился к епископу Генуэзскому. Леонардо вместе с Хильдой тоже ушел в город, они добьются аудиенции у герцога и расскажут ему обо всем. Где пребывает Ансельм, мне также доподлинно известно. Он крутится в порту, оповещая работорговцев и пиратов, что семь тысяч ничего не подозревающих детей наконец-то пришли в Геную и встали лагерем на берегу. Он сейчас сговаривается с капитанами пиратских шхун о том, чтобы перевезти вас на тот берег. Завтра днем мы увидим его — он прихватит с собой свору головорезов и примется уговаривать нас подождать чуда… Он делает расчет на то, что ни одна душа не догадывается о его замыслах, и не подозревает о раскаянии Йоханнеса.
— Где Йоханнес? — сурово спросила Фрида.
— Да, да, мы хотим услышать его, — добавил Франк.
— Поищите в лагере, — распорядился Долф, — только не обижайте. Помните: своим признанием он спас всех нас, он душой болеет за вас.
— Так болеет, что по его милости мы проделали этот путь неизвестно зачем! — гневно бросил Петер. — Сотни ребят погибли за это время, а Йоханнес молчал. Он спокойно смотрел, как мы идем все дальше и дальше на восток, как взбираемся на горные вершины, как солнце обжигает нас на безлюдных равнинах, прекрасно зная, что уготовано нам в Генуе, — и молчал.