Ребята совещались до самой полуночи. Когда луна скрылась за тучами, они начали расходиться, усталые, разочарованные, ожесточившиеся. Некоторые боязливо поглядывали на шатер, в котором скрывался Николас. Стараясь не шуметь, заговорщики пробирались к своим костеркам и устраивались на ночь. Кто-то плакал. Страх подкрадывался к Долфу. Он затачивал в темноте свой нож и думал, что ему не хватает Леонардо. Удастся ли ему одному завтра сдержать возмущенную охрану? Захотят ли стражники подчиниться приказу Рудолфа ван Амстелвеена в отсутствие своего командира? Он мог лишь надеяться, не будучи уверен, что ребята полностью доверяют ему, ведь до сих пор они ощущали в нем что-то необычное, какую-то непонятную им тайну.
«Я нисколько не удивлюсь, - вдруг подумал он, - если Николас вздумает завтра обвинить меня и в неудавшемся чуде, и во всех прочих бедствиях».
Измученный сомнениями и страхом, он наконец уснул.
РАСПЛАТА
День занимался ясный, лучезарный, еще лучше вчерашнего. Солнце взошло над холмистой грядой, окаймляющей город, золотое сияние разливалось по бескрайней водной глади, расцвечивало пробуждающуюся Геную, ласкало своим теплом детей, которые сладко потягивались, стряхивая сон. Настал великий день, день волшебства на море, они вспоминали об этом и тут же вскакивали. Немногие отправились сегодня ловить рыбу. От малышей не было отбою, они носились по лагерю, приставая ко всем с одним только вопросом: «Уже пора?» - и с любопытством поглядывали на шатер, в котором не было заметно никакого движения. Чем занят Николас? Коротает время в молитвах или забылся сном?
Неизвестно… У входа в шатер выстроились пять силачей с дубинками наперевес, готовые преградить путь любому.
Ближе к полудню их предводитель покажется своему воинству, а до тех пор нужно набраться терпения.
Тем временем сотня ребят, с которыми накануне совещался Долф, приступила к своей нелегкой задаче: подготовить детей, радостно ожидающих чуда, к тому разочарованию, которое неизбежно придется пережить. Их не хотели слушать. Время от времени кому-то из охраны удавалось-таки собрать вокруг себя нескольких человек и шепотом начать рассказ. Они старались поговорить с каждым, но единственное, чего добились помощники Долфа, так это всеобщего замешательства и растерянности. История чудовищного обмана представлялась непосвященным столь невероятной, что они с плачем бежали жаловаться Рудолфу на «больших мальчиков», которые снова обижают их. Рудолф не мог сказать им ничего утешительного в ответ, он отправлял всех к Йоханнесу, сидевшему в мрачном одиночестве у входа в лазарет; встревоженные расспросы детей были нескончаемой пыткой для мнимого монаха, но и он тоже не мог успокоить детей.
- Ждите, дети. На все Господня воля.
А ведь малыши так истово верили в святое чудо, с надеждой и нетерпением предвкушали его, и вдруг по лагерю поползли слухи, большие ребята принялись уверять их, что все это сплошной обман. Не может быть!
Вместо того чтобы подготовить детей к завтрашним событиям, Долф и его помощники достигли обратного. Напряжение в лагере усиливалось с каждой минутой. Ничего, ничего, Николас покажет этим смутьянам, как отступит море, пусть тогда сознаются, что поддались наущению дьявола!
Долф ни во что не вмешивался, всячески отделывался от малышей, в испуге льнувших к нему. Он от души жалел детей. До чего же ему не хватало сейчас отца Тадеуша с его спокойной уверенностью, насмешливого Леонардо.
По мере того как время приближалось к полудню, волнение ребят достигло предела. Вооруженная охрана рассыпалась по берегу, и от сурового вида подростков зрителям, которые начали стягиваться сюда, становилось не по себе.
Иным казалось, что они уже слышат громы небесные, это и впрямь бушевала гроза вдали, но над побережьем не пролилось ни капли дождя, небо оставалось безоблачным.
Долф бросил взгляд на часы. Половина двенадцатого. Точный ли у них сейчас ход? Он часто слышал перезвон колоколов намного раньше того времени, что показывали его часы. Видно, в средневековых монастырях счет времени вели весьма приблизительно - какие тут у них инструменты. Часы обычно не подводили Долфа, может быть, это и не столь важно, но в моменты, подобные этому, когда напряжение грозило взорваться с каждой минутой, ему была так необходима скрупулезная точность человека двадцатого столетия.