Смех и возгласы одобрения раздались в толпе. Долф поднял руку, призывая к тишине.
- Тело у меня крепкое, и не всякой хвори под силу свалить меня. Может, это грех? Здоровье, разум, сила - разве не есть щедрые дары всевышнего, за которые нам никогда не отблагодарить его? Каждый день я возношу за них благодарственные молитвы.
«Так, с благочестием все в порядке», - подумал он.
Дон Ансельм язвительно скривился:
- Ты возносишь молитвы? Интересно, когда же это? Ты уже почти четыре недели с нами, а многие ли видели тебя за молитвой? Зато я своими глазами видел, как ты, проходя мимо церкви, и не подумал перекреститься. Рудолф ван Амстелвеен, восемь тысяч детей свидетельствуют, что ты вероотступник, забывший Бога.
Долф не стал опровергать очевидное, вместо этого он воскликнул:
- Я не поклоняюсь Господу на людях, я служу ему в сердце своем!
- Хорошо сказано, сын мой, - сердечно отозвался дон Йоханнес.
Но ребята не спешили поддерживать Долфа, и он снова почувствовал себя неуверенно.
- Значит, для молитвы у тебя не хватает времени? - наступал Ансельм. - Зато его с лихвой достает, чтобы корчить из себя важного господина, не так ли?
Долф топнул ногой.
- Хватит придираться ко мне! - вскричал он. - Какое дело вам или этим детям до того, откуда я родом и сколько раз на дню я осеняю себя крестом? Это мое дело! Вы хотите знать, причинял ли я детям зло? Нет, никогда!
Он обернулся к толпе, простирая руки перед собой.
- Дети, кого из вас я хоть раз ударил, толкнул или обругал?
- Никого! - в один голос взревела толпа.
Долф снова был на коне, он стал прежним доблестным героем крестового похода.
- Заботился ли я о том, чтобы вы были сыты?
- Да, да! - отвечал дружный хор.
- Кто ходил за больными, кто победил Багряную Смерть, кто вступался за маленьких и слабых?
- Рудолф ван Амстелвеен, да здравствует Рудолф! - в исступлении повторяли они.
«Победа!» - с облегчением подумал он - и опять обманулся.
- Тихо! - прогремел Ансельм.
Дети, довольные тем, что представление еще не закончено и поединок продолжается, мгновенно затихли.
Монах набрал воздуху и начал:
- Я расскажу вам, добрые мои детки, о том, что доподлинно сотворил Рудолф ван Амстелвеен, якобы помогая вам. Пользуясь дьявольскими ухищрениями, он пытался отвлечь вас с пути истинного; несчетное число раз требовал он остановить наше паломничество, ибо цель его - не допустить нас до врат иерусалимских. Это он сеял клевету и подстрекал своих друзей против Николаса. Он открыто заявил, что не верит богоизбранному Николасу, он утверждал, что море не расступится перед святым, что морская пучина поглотит наше воинство. Послушайте меня, дети, послушайте своего духовника, хотите ли вы попасть в Белокаменный Город, оскверненный нечестивыми сарацинами?
- Да-а-а! - бушевала толпа. - Вперед, на Иерусалим!
- Как покараем того, кто задумал помешать нашему святому делу?
- Смерть ему! На костер его! Бросить его в воду со связанными руками! Поджарить на медленном огне!
Они были поистине неистощимы, изобретая разнообразные способы мучительной казни. Колесовать, повесить, сбросить в пропасть, четвертовать, привязать к волам и разорвать на части. Сколько выдумки! Неужели они не понимают, что творят? Неужто и впрямь желают смерти своему товарищу, которого единодушно защищали всего несколько минут назад? Мысли Долфа путались. Лицо его покрылось испариной, колени подкашивались. В отчаянии он неистово замахал руками.
- Ну так докажите это! Кто докажет, что я хотел помешать вам дойти до цели?
Голос Долфа потонул в хаосе звуков.
Однако яростная вспышка толпы не значила ровным счетом ничего. Дети просто-напросто ответили на заданный им вопрос, высказав свое недвусмысленное отношение ко всякому, кто попытался бы встать на их пути в Иерусалим. Гнев их не был направлен против самого Рудолфа, но мальчик не понимал этого. Удар, нанесенный, как он полагал, черной неблагодарностью ребят, был слишком тяжел для него. Теперь ставкой в борьбе была даже не справедливость, а сама его жизнь.
- Докажите это! - взлетел над поляной его голос. - Не верьте словам! Не трудно оболгать любого, труднее доказать вину.