— Девятнадцатого марта этого года, — прошептала старуха, — Жака де Моле, великого магистра Храма, а также Жоффруа де Шарне, командора Нормандии, привязали к столбам и сожгли ночью на костре на Иль-де-Франс. Они были невиновны… — Старуха подковыляла к брату Ансельму и улыбнулась. — Аббат освободил тебя от всех обязанностей, — продолжила она, наклонившись и по-девичьи ласково погладив его по гладкой юношеской щеке. А потом добавила, обведя рукой помещение: — Освободил, чтобы превратить все это в подобие мантии без единого шва. Ты должен создать летопись ордена тамплиеров — от начала и до конца. — Старуха схватила Ансельма за руку, и ее хватка оказалась на удивление сильной, несмотря на кажущуюся немощность. Светло-серые глаза неотрывно смотрели на молодого монаха.
— Ты — мой сродник, Бенедикт, в тебе течет священная кровь рода Пейен, основателей этого ордена.
— Как я должен это писать, domina[4]?
— Как летопись, — ответила женщина. Повернувшись, она подошла к аккуратно сложенным в стопку рукописям. — Пиши так, будто бы ты сам был участником всех этих событий. Будь как пророк Иезекииль в долине смерти: вдохни жизнь, кровь и плоть в эти высохшие кости.
Часть 1. Приходская церковь Сен-Нектер в Оверни
Канун Дня святого Игнатия Антиохийского, 16 октября 1096 г.
Над темной стеной деревьев видели орлов, сошедшихся в поединке, в ночном небе различали копья, угрожающе направленные друг на друга, а над ними — скрещенные мечи. Яркие факелы из праздничных превратились в похоронные. Ветры высекали из туч молнии, и те нагоняли страх на людей своими пламенеющими зигзагами. В небесах появилось множество комет. Летом бывало невыносимо жарко, словно в печи, раскаленной добела. Зима приходила в ледяном саване. Присутствие сатаны угадывалось повсюду. В далекой и неизведанной части необъятного океана, называемой морем Мрака, где кишмя кишели чудовища, часто видели демонов, возникающих прямо из морских вод. Зловещие, свирепые соратники князя тьмы, они внушали всем парализующий страх и стали предзнаменованием того, что вскоре должно было произойти. Пришло время войны.
Слова, произнесенные в ноябре прошлого года святым отцом Папой Урбаном II, летели, словно разящие стрелы. Необходимо освободить Иерусалим от турок. Такова воля Божья. Мужчины, женщины и дети стали вооружаться и готовиться к войне. Они извлекли дырявые щиты с облезлой краской, дротики с загнутыми назад остриями, а также мечи, кинжалы и копья — все это было ржавым и потемневшим от времени. В селах и деревушках запылали кузнечные горны; тяжелые удары и постукивание разносились окрест до глубокой ночи. На закоптелых стенах кузниц прыгали отблески пламени, а люди, готовя к смертоносной жатве орудия войны, затачивали их и приводили в порядок. Они пригоняли лошадей и проверяли их копыта и зубы. По замерзшим лугам семенили вьючные малорослые лошадки, которых тоже осматривали, определяя их пригодность. Европейский мир вот-вот должен быть сдвинуться с места и отправиться в Иерусалим, дабы вырвать Святую землю из турецких лап. Народы Европы спешили исполнить пророчества и знамения, ибо днем в небесах клубились тучи стального цвета, а по ночам они раскалывались от грохота и лязга невидимого оружия. В церквях звучали песнопения, а перед жутковатыми статуями многочисленных святых-заступников зажигались свечи и вощеные фитили. Пели монотонным речитативом «Пресвятая Богородица», «Отче наш» и «Господу слава». Отпускались грехи и налагались епитимьи. Мужчины, женщины и дети, простершись ниц в стылых нефах, брали в руки крест и припадали к напольным каменным плитам, покрытым холодной росой, а сверху, с алтарной перегородки, взирало на них вырезанное из дерева лицо Спасителя, принявшего за них мученическую смерть.
Крупные землевладельцы закладывали свое имущество, завещали доходы Церкви, затем испрашивали отпущение грехов и брали деньги у монахов-бенедиктинцев, чтобы перековать свои орала и серпы на мечи и копья. Отцы семейств клялись в верности своим женам и в преданности родственникам, а потом писали завещания и составляли распоряжения на случай смерти. Иерусалим зовет! Христова вотчина манит! Воинство Господа должно вырвать ее из турецких лап. Deus vult![6] Этот клич прозвучал как сигнал походной трубы и отозвался во всех уголках страны франков. Да исполнится воля Божья! Однако крестоносцы мечтали также и о голубых морях, об огромных поместьях размером с летнее пастбище, о лошадях со снежно-белыми гривами, о мраморных портиках, о дорогих убранствах из камлота, Дамаска и парчи. А еще они мечтали о драгоценных камнях величиной с голубиное яйцо, о теплых, залитых золотистым солнцем днях, вдали от холодного и сырого воздуха мрачных северных лесов с их неизменным покрывалом из густого тумана. Пожар чаяний и предчувствий прокатился по землям франков. Его пламя питалось не только верой, надеждой и благими помыслами, но и властными амбициями, алчностью и похотью. В эти последние дни должна была исполниться воля Божья. Говорили о неминуемом Апокалипсисе, о внезапном наступлении Судного дня, который станет ловушкой для каждого. И никому не удастся его избежать!