— Вот именно. — Боэмунд постучал пальцами по столу. — Хебога думает, что к тому времени, когда мы доберемся до него, наши ряды поредеют, мы будем измучены жарой, голодом и жаждой. Может, нам придется капитулировать перед превосходящими силами противника… поэтому, — пожал он плечами, — зачем Хебоге ходить к нам, если мы сами к нему придем? Мы уже будем ослаблены. Потому что нам придется сделать бросок под палящим солнцем, в клубах пыли и при этом, возможно, подвергнуться атаке. Вот Хебога и мнит себя охотником, которому останется лишь захлопнуть западню.
— А как вы удостоверились, что Хебога прочел ваше письмо?
— Очень просто, — задумчиво ответил Боэмунд. — До этого времени он так и не сдвинулся с места. От своих шпионов и наблюдателей в цитадели он знает, что мы группируемся, чтобы уйти. Однако он не переместил свой лагерь и даже не усилил свои передовые отряды возле городских ворот. Да, я думаю, что письмо дошло до адресата: Хебога выжидает. И вот что нам надо сделать, — с этими словами Боэмунд указал на Элеонору, — что вам надо сделать: уведомить его о точном времени, дате и месте нашего выступления.
У Элеоноры от неожиданности перехватило дыхание, и ее бросило в пот. Она с упреком уставилась на Готфрида и Гуго. Они не отвели своих взглядов, и Элеонора поняла, насколько сильно все изменилось. Кровные узы и воспоминания детства уже не значили для брата ничего, главным для него являлась мечта о Иерусалиме. Всё и все, включая и ее, стало лишь средством достижения цели. Она перевела взгляд на Теодора. Он выглядел более спокойным, хотя Симеон явственно стучал зубами от страха.
— А как это сделать? — быстро спросила она. — И почему я?
— Точно так же, как и раньше, — спокойно заметил Боэмунд. — Вы, Теодор и Симеон. Вечером двадцать седьмого июня, за день до нашего выступления, вы выскользнете из города и поедете навстречу Хебоге. За день до этого Теодор выпустит во вражеский лагерь стрелу с посланием, в котором турок предупредят о вашем дезертирстве следующим утром, а также о том, что вы собираетесь сообщить атабеку Хебоге важные сведения. Вы выедете на тех трех конях, которые содержались у вас в конюшне и специально откармливались.
Именно по этой причине вам поставлялась хорошая пища. Я хочу, чтобы Хебога поверил, что вы прятались в городе, а потом решили убежать.
— Но они же наверняка знают, — возразила Элеонора, — что именно мы уговорили Фируза сдать башни-близнецы.
— Послушай, — вмешался Теодор, — потому-то нас и выбрали. Наша легенда будет такова: мы дезертировали из «Армии Господа» и укрылись у Фируза, который поссорился с Яги-Сианом. Именно Фируз был предателем. Это он сдал франкам вверенные ему башни, а не мы. Именно поэтому мы и убили его, чтобы отомстить за предательство.
Боэмунд покачиваясь поднялся, вышел из комнаты и вернулся с двумя кожаными мешками. Развязав один из них, он вытащил оттуда отрезанную голову. Кожа лица была синей, веки опущены, а окровавленные губы слегка приоткрыты. Фируз! Поверхность отрезанной шеи представляла собой сплошное пятно запекшейся крови. В другом мешке лежала еще одна голова, которую Элеонора смутно припомнила.
— Брат Фируза, — пояснил Теодор. — Был убит в соседней башне, потому что его тоже сочли предателем.
— Но он не был предателем, — возразила Элеонора. — Фируз действовал сам по себе; он боялся, что его выдадут.
— Конечно, — вмешался Гуго. — Фируза и его брата убили в первой же стычке, когда кровь бурлила от ярости. Было трудно разобраться, кто свой, а кто — чужой. Но как бы там ни было, обе головы будут переданы Хебоге как головы предателей, которые сдали Антиохию франкам.
— И вы думаете, что он этому поверит? — почти взвизгнул перепуганный Симеон. — Что мы прятались в Антиохии в течение трех недель, а потом приехали к нему на хорошо упитанных лошадях да еще с головами двух предателей?
— А почему бы и нет? — настаивал Теодор. — Не забывайте: Антиохия — огромный город с садами, парками, жилыми домами, подвалами и переулками. В городе и поныне прячутся турки, хорошо вооруженные, сытые, с запасами драгоценностей и провизии. Они наверняка слышали о приближении Хебоги и знают, что цитадель все еще держится. Все, что им нужно делать, — это проявлять терпение и дожидаться избавления. И мы — одни из этих людей. Мы ждали, сколько могли, но потом решили бежать. Подобное случается каждый день. Почему бы и нам не сделать то же самое? Ведь «Армия Господа» ослаблена и страдает от голода.