Смена времен года в Южной Калифорнии происходит без особых шумих. Ветры Санта-Ана стараются изо всех сил и сдувают удушающую летнюю жару, сметая с неба большую часть смога и заменяя его пестрыми облаками. Мода меняется заметнее, чем что-либо другое. Веселые цвета мороженого летом уступают место более темным земельным тонам, но вечно загорелая плоть все еще видна: на животах, ногах, голых руках и плечах. Лето как будто расслабляется, но никогда не уходит бесследно.
Однако в этом году все было иначе. В течение сентября в долине Сан-Фернандо лето и осень играли в перетягивание каната друг с другом.
Бывали дни, когда солнце беспрепятственно светило с голубоватых небес. В другие дни облака, обычно полностью игнорирующие бассейн Лос-Анджелеса, накрывали долину, и их тени изредка прорезались солнечными лучами, которые ненадолго падали в небольшие лужицы среди мрака. Дважды из облаков проливался легкий дождь.
Временами дул порывистый ветер, сухой и прохладный, поднимая юбки и растрепывая волосы, разбрасывая сухие листья и мусор по улицам и тротуарам. Иногда воздух был неподвижен, как сама смерть.
Главной новостью месяца стала загадочная смерть офицера полиции Северного Голливуда Билла Грейди. Единственным видимым признаком ранения было немного крови во рту. Вскрытие показало гораздо больше. Внутренние органы мужчины оказались отсоединены, переставлены, раздроблены. Его желудок вскрыли изнутри, и, как сказал коронер прессе, "внутренности были перемешаны, как пудинг".
Когда коронер сообщил, что смерть Грейди наступила в результате "введения неопознанного предмета в брюшную полость через горло", эта история привлекла внимание всей страны. Однако средствам массовой информации не сообщили о том, какую путаницу с идентификацией вызвал этот неопознанный предмет: несмотря на огромный ущерб, нанесенный им внутренностям Билла Грейди, он не оставил никаких следов в его рту или горле, за исключением потери двух верхних передних зубов.
Расследование ни к чему не привело, и большинство бывших коллег Грейди считали, что преступление так и останется нераскрытым.
Похороны были пышными. Во всех газетах Южной Калифорнии появились гневные статьи.
При столь пристальном внимании к убийству мало кто обратил внимание на небольшую статью, появившуюся на последних страницах "Таймс" и "Геральд Экзаминер". Она была настолько краткой, что ее кажущаяся неважность заставляла читателя не обращать на нее внимания.
В статье говорилось, что в последнее время на улицах в районе бульвара Лорел Каньон и Уитли-авеню были замечены большие крысы.
Всем было по-фигу...
Когда Джефф вернулся домой вечером шестого сентября с горящем желудком и подгибающимися коленями, зазвонил телефон. Он быстро ответил и был удивлен, услышав на другом конце спокойный, расслабленный голос Мэллори. Он планировал вызвать кого-нибудь, кого угодно, на помощь, как только вернется домой, зная, что если Мэллори еще не ранена, то скоро это произойдет.
По ее словам, Мэллори звонила, чтобы сообщить ему, что с ней все в порядке и она будет дома позже.
По ее хриплому голосу он понял, что все не так, как должно быть. Он хотел спросить, что она делала в том здании и видела ли она тварей, что преследовали его до машины, но сдержался. Если бы сестра узнала, что он следил за ней, она была бы в ярости; хуже того, ей было бы больно, и ее доверие к нему было бы серьезно подорвано.
В ту ночь и последующие ночи его сны отличались от обычных. Иногда он просыпался весь в поту и задыхался, радуясь, что находится в своей постели, а не бежит по темным улицам от приземистых черных существ с огненно-золотыми глазами и оскаленными зубами. Иногда ему снилась его сестра, распростертая в черной темноте, окруженная этими глазами; темные существа лизали ее плоть, перебирая языками твердые соски, а она кричала от удовольствия, извиваясь и выгибаясь под их клыкастыми пастями.
Каждый раз, когда он просыпался, его не покидала одна мысль: "Со мной что-то не так".
Джефф и Мэллори виделись за завтраком каждое утро, но почти ничего не говорили друг другу. Мэллори стала очень тихой с тех пор, как начались занятия в школе, с той ночи в темном, закопченным от пожара здании.
По вечерам, когда они оба были дома, то обычно некоторое время занимались уроками в своих комнатах, а затем выходили на ужин. Их мать редко ела вместе с ними, а готовила еду перед уходом на работу. Джефф и Мэллори больше не вели привычных разговоров за обеденным столом. Мэллори стала ужинать перед повтором сериала "M*A*S*H". Она не игнорировала брата; когда он спрашивал, все ли в порядке, она улыбалась и отвечала, что просто устала.
Но Джеффу казалось, что Мэллори чем-то озабочена, чем-то обеспокоена, а не намеренно отдаляется от него. Джефф опасался, что, если он будет расспрашивать ее дальше, она полностью от него отрешится. Поэтому он молчал, надеясь, что она откроется без лишних вопросов.
Но она так и не открылась.
Одним из самых приятных событий нового учебного года стало то, что Джеффа определили к новому психологу, мистеру Хаскеллу. Их первая встреча превратилась в непринужденную беседу о фильмах, музыке и остальном преподавательском составе.
- Будьте осторожнее с миссис Кармоди, учительницей физкультуры для девочек, - сказал ему Джефф. - Она настоящая барракуда, и все в кампусе ее боятся.
- Спасибо за предупреждение, - рассмеялся он, понизив голос, - но помни, у нас никогда не было этого разговора. Если меня поймают за сплетнями с учениками о преподавателях, то пустят на корм собакам.
Хаскелл настоял на том, чтобы Джефф называл его Джей Ар, и сказал, чтобы тот заходил в офис в любое время. Джефф чувствовал, что сможет поговорить с ним, если понадобится. Он даже подумывал обратиться к психологу по поводу Мэллори, рассказать о ее странном поведении, но решил отказаться от этой мысли, опасаясь, что Джей Ар посчитает его излишне любопытным братом, который вмешивается в жизнь сестры.
Джефф снова и снова повторял себе, что должен перестать быть таким навязчивым; но чем больше он вникал в жизнь Мэллори, тем любопытнее становился и тем больше беспокоился. Ее странное поведение являлось признаком чего-то. Она стала другой. Изменилась.
Он понял, что не столько беспокоится о ней, сколько боится за нее. Это заставляло его тревожиться о себе, потому что он не знал, чего именно бояться...
Мэллори тоже боялась, но она знала, почему.
Она не возвращалась к Мейсу с той первой ночи с Кевином. Большая часть того вечера превратилась в туманное, похожее на сон воспоминание.
За исключением тварей.
Они остались в ее памяти.
- Что это за чертовы существа? - спросила она Кевина в тот вечер, когда он отвез ее домой.
- Домашние животные. Как он и сказал.
- Но кто они такие?
- Не знаю. Крысы, наверное. Многие люди держат крыс.
- Это не крысы! Ты разглядел их лучше, чем я. Это не крысы, и ты это знаешь.
- Ну, кем бы они ни были, не бойся их. Они милые. Правда.
Но она их боялась.
Особенно с тех пор, как они начали ее преследовать.
На следующее утро после визита к Мейсу она проснулась, перевернулась на спину и услышала, как под ее кроватью что-то зашевелилось. Вслед за тихим движением раздался слабый, дребезжащий писк. Ей захотелось перегнуться через край и заглянуть под кровать, но она инстинктивно поняла, что будет смотреть на нее из пыльной темноты. Мэллори не стала заглядывать.
Она слышала их в кустах, под машинами, в мусорных баках, осторожных и скрытных, но неугомонных.
Однажды утром, услышав шорох в шкафу, она чуть не позвала Джеффа, чтобы узнать, не слышит ли он его тоже. Но тогда он начал бы задавать вопросы, интересуясь, почему она так испугалась, и, если бы она ничего не объяснила, у него возникли бы подозрения. В последнее время между ними все складывалось хорошо - тихо, но хорошо, и Мэллори хотела, чтобы так шло и дальше. Возможно, возникшая между ними небольшая прохлада являлась нормальной и давала Джеффу шанс переключить свое внимание на что-то другое, может быть, даже найти себе девушку, чтобы отвязаться от нее.
Кевин тоже изменился. После встречи с Мейсом он стал таким жизнерадостным и приятным, что казался совсем другим человеком. Однако в его жизнерадостном настрое, казалось, скрывалась какая-то зловредность, как будто он улыбался внешне, чтобы скрыть что-то, что назревало внутри.
Он также посещал большинство, если не все, занятия в школе, потому что, по его словам, Мейс сказал, что он должен это делать.
Кевин постоянно говорил о Мейсе: Мейс сказал то-то, Мейс сделал то-то, Мейс собирается устроить группу на работу в октябре...
- Мейс хочет, чтобы ты вернулась, - сказал он как-то Мэллори.
- Я не знаю, Кевин...
- Господи, Мэллори, все остальные девушки приходят, и им это нравится. Это как вечеринка каждый вечер. Я думал, тебе нравится смотреть, как мы репетируем.
- Да, но я же говорила тебе... Я боюсь этих тварей.
- Тебе не нужно бояться.
- Кевин, это, наверное, прозвучит безумно, но... мне кажется, они следят за мной. Эти животные.
Он провел рукой по своим густым черным волосам и рассмеялся.
- Это бред, Мэллори.
- Ладно, просто забудь, что я это сказала.
Может, она вернется. Может, при свете дня все окажется не так уж плохо; может, если она не будет курить убийственную траву Мейса, то сохранит бдительность и увидит, что его "питомцы" не так уж и ужасны.
А может, и нет...
Здание на углу улиц Вентура и Уитли выглядело пустым и заброшенным. Внутри, однако, кипела жизнь. С тех пор как Мейс познакомился с группой, этот дом стал местом их встреч. Там они оставляли свои инструменты, и каждый день после школы парни приводили своих подружек в бассейную, где их ждала собранная аппаратура. С помощью генератора, который установил Мейс, они репетировали - не настолько громко, чтобы привлечь внимание, но достаточно, чтобы всколыхнуть темноту внутри.