- Понимаешь, - сказала Мэллори, не поворачиваясь к нему, - ты действительно ничего не знаешь о Кевине. Ничего.
"Я знаю, чем ты с ним занимаешься", - подумал он и тут же пожалел об этом. Он чуть крепче сжал руль, как вдруг к нему пришло воспоминание о вчерашнем сне: парни тискают круглые груди Мэллори, зарываются лицом между ее ног и чавкают, как собаки, сжимают в кулаках ее волосы, погружая свои твердые члены в ее рот. ...И хуже всего была теплая влага, которую он почувствовал на своих ногах, когда проснулся.
Чувство вины накатило на него густой черной волной, и он снова сжал кулаки на руле. Это было знакомое чувство вины, которое впервые посетило его два года назад и возвращалось со все большей регулярностью. Оно начинало казаться постоянным, презираемым спутником.
Неделя, когда ушел отец, была одной из худших в его юной жизни. Конечно, она была плохой и для Мэллори, и для их матери. Но для Джеффа она принесла нечто большее, чем просто разрушение семьи.
В ночь после отъезда отца Джефф не мог уснуть. Стояла жаркая летняя ночь, он лежал на одеяле в одних трусах, прислушиваясь к шагам матери и приглушенным всхлипам в соседней комнате, и думал о том, что отсутствие отца, вероятно, было бы хорошо. Во всяком случае, для него это будет хорошо: Джефф состоял не в лучших отношениях с отцом с самого раннего детства. Все внимание отца было сосредоточено на Мэллори; он души в ней не чаял, осыпал лаской, покупал ее преданность подарками, которые не мог себе позволить. Джефф был удивлен, что он не попытался забрать Мэллори с собой. Джефф знал, что она страдает гораздо сильнее, чем он, и, возможно, будет страдать еще какое-то время.
Робкий стук в дверь спальни заставил его сесть на кровати. Мэллори приоткрыла дверь и заглянула внутрь.
- Можно войти? - прошептала она. Ее глаза были опухшими, а щеки влажными.
- Конечно.
Она тихо закрыла дверь и на мгновение замерла, опустив лицо. На ней была голубая ночная сорочка до колен с разрезами по обеим сторонам до талии. До этой ночи Джефф не замечал, как она округлилась. Материал рубашки натянулся на ее груди, а тело приобрело изгибы в тех местах, которые еще недавно казались мальчишескими.
- Я не могу уснуть, - сказала она, пересекая комнату и садясь на край его кровати.
- Я тоже не могу.
- Могу я... остаться здесь на некоторое время?
- Конечно.
Она зажала уголок его простыни между ладонями и всхлипнула.
- Как ты думаешь, почему он ушел, Джефф? - прошептала она. - Что она могла сделать такого плохого?
- Не вини маму. Она тоже очень тяжело это переживает.
- Так и должно быть, - произнесла она, сжимая в кулаке простыню.
- Ну же, не надо...
- Ведь это не из-за нас! - Она подняла на него заплаканные глаза, и ее лицо исказилось в маске боли. - Да? - всхлипнула она. - Я имею в виду, ты же не думаешь, что это произошло из-за нас, Джефф? - Она отпустила простыню и медленно приблизилась к нему, внезапно упав в его объятия и прижавшись лицом к его обнаженному плечу. Ее слезы катились по его спине.
- Нет, мы тут ни при чем, - прошептал Джефф ей на ухо. От нее пахло шампунем и зубной пастой, а в его объятиях ей было тепло, даже жарко. - Не думай так. И мама тут ни при чем. Он просто... ушел. Вот и все.
- Но он даже не попрощался. Он даже не...
- Это было не из-за того, что мы что-то сделали или не сделали. Он просто... - Джефф остановился, чтобы взвесить свои слова, размышляя, не прозвучат ли они слишком резко. - А тебе не приходило в голову, что, может быть... может быть, ему просто было все равно, чтобы сказать что-то на прощание?
- Как ему могло быть все равно? После всего того, что он... говорил мне... - Ее слова потерялись в бурных рыданиях, заставивших ее тело задрожать в его объятиях.
В ту ночь они больше не разговаривали. Они лежали на кровати, Мэллори обнимала Джеффа, положив голову ему на грудь, и ее рыдания постепенно перешли в медленные, равномерные вздохи сна. С каждым вдохом ее грудь нежно прижималась к боку Джеффа, а затем медленно отстранялась. Он чувствовал ее горячее и влажное дыхание на своей коже.
Пока Мэллори спала, Джефф пытался вспомнить их совместное детство, лагеря, в которые их отправлял отец, и тот год, когда они за одну неделю побывали в Диснейленде, на Волшебной горе и на Ягодной ферме Нотта.
Он вспомнил самую большую ссору в их жизни. Она произошла из-за блока глины, который им пришлось делить между собой; Мэллори хотела больше половины, потому что делала миниатюрный фонтан на заднем дворе для двух своих кукол, которые только что поженились, а Джефф хотел больше, потому что половины блока не хватало, чтобы сделать куклу вуду миссис Родс, его учительницы в четвертом классе. Их ссора продолжалась несколько дней, пока мама не пригрозила, что посадит их под домашний арест, если они не забудут об этом.
Он пытался вспомнить себя и Мэллори детьми, братом и сестрой, которые необычайно хорошо ладили друг с другом и зависели друг от друга в поддержке, общении и искренней, невинной привязанности.
Но в ту ночь в Джеффе что-то изменилось. Его кристально чистое представление о Мэллори-ребенке перешло от канцелярского клея и жевательной резинки к духам, пудре и тонкому, темно-манящему запаху, который, когда он чуял его, заставлял его ощущать тепло внутри, тепло и вину. Эта Мэллори отличалась от всех остальных девочек; она думала иначе, даже говорила иначе. Он знал о ней - о ее поступках, мыслях и чувствах - больше, чем кто-либо другой. Она являлась его лучшим другом, самым близким человеком, и в этот момент он любил ее сильнее, чем когда-либо прежде.
Но на его любовь к Мэллори легла тень, тень, которая сделала их близость на кровати той ночью более волнующей, чем следовало бы, более интимной и, в конечном счете, более постыдной.
Джефф не мог сомкнуть глаз, пока Мэллори спала рядом с ним. Там, где ее груди касались его груди, кожа горела. Мэллори переместила свою ногу на его колено, бедро, пока не уперлась в твердеющую выпуклость под шортами. От ощущения голой кожи, скользящей по его коже, у Джеффа закружилась голова, а темная комната, казалось, слегка накренилась.
Из окна на них падал голубоватый лунный свет, освещая изгиб бедра Мэллори в том месте, где ее рубашка задралась. Руки Джеффа дрожали от желания потянуться вниз и коснуться ее гладкой кожи. Ему хотелось прижаться эрегированным членом к ее бедру, хотя бы чуть-чуть...
Пролежав так довольно долго, Джефф медленно провел рукой по своему телу и задержал ладонь на дюйм выше груди сестры, сложив ее так, словно действительно прикасался к бугорку плоти. Он слегка опустил руку, потом еще немного. Он не прикасался к ней, но после нескольких минут, проведенных в таком положении, ему показалось, что он чувствует тепло, поднимающееся из-под ее рубашки.
Прежде чем поддаться искушению, Джефф вылез из-под нее. Сестра что-то пробормотала во сне, перевернулась и облокотилась на подушку. Джефф накинул халат, прошел в гостиную и до рассвета смотрел телевизор.
С той ночи все уже не было как прежде. Поначалу ему было трудно находиться рядом с ней. Джефф часто ловил себя на том, что его взгляд блуждает по телу Мэллори, и быстро находил повод, чтобы уйти. Но со временем он научился закапывать свои думы так глубоко, что они не отражались на его лице. Он никому не рассказывал о них и наслаждался ими только во сне. Он всегда просыпался с нахлынувшей эрекцией, твердым, холодным комком вины в животе и одной мыслью. Это была чудовищная мысль, которая приводила его в ужас: "Со мной что-то не так..."
Повернув направо на Чандлера, Джефф сказал:
- Прости. Это не мое дело, правда. Я просто... слишком много волнуюсь, наверное.
После паузы он почувствовал на себе ее взгляд.
- Я знаю, - тихо произнесла она. - Мне это даже нравится. Но, Господи, Джефф, ты как будто совсем не доверяешь мне, как будто тебе все время нужно контролировать меня.
- Я не тебе не доверяю, а...
- Я знаю, ты не доверяешь ему. Но это только потому, что ты его не знаешь. Если бы ты знал о нем больше... - Она сдалась и со вздохом повернулась лицом вперед. - Я встречаюсь с ним после школы, поэтому не поеду с тобой домой. Не жди меня.
Джефф постукивал большим пальцем по рулю, ожидая переключения светофора. Завтрак тяжело укладывался в желудке, и он с нетерпением ждал, когда же он доберется до школы и выйдет из машины.
Когда они подъехали к школе, Мэллори открыла дверь машины и вышла из нее, прежде чем Джефф выключил зажигание. Она чуть было не остановилась, чтобы попрощаться и пожелать ему хорошего дня, но решила, что не хочет давать ему шанс сделать замечание о ее планах на время после занятий. Хлопнув дверцей машины, она направилась через школьную парковку с сумкой, перекинутой через плечо.
Иногда Джефф беспокоил ее. Она ожидала вмешательства и заботы со стороны матери, но Джефф являлся ее братом. Он должен всегда быть на ее стороне. Обычно он так и делал, и именно это казалось ей странным.
В отличие от большинства своих друзей, самым сильным источником поддержки для Мэллори являлся ее брат. Большинство подростков, которых она знала, терпеть не могли своих братьев и сестер. Они с Джеффом всегда были близки. В детском возрасте он защищал ее, если с ней поступали несправедливо, и первым давал ей понять, если считал, что она поступает несправедливо. Ей это всегда нравилось; это делало их отношения особенными, потому что они сильно отличались от отношений других братьев и сестер, которых она знала. Джефф был своего рода парнем, что всегда под рукой.
В этом и заключалась проблема. Теперь у нее появился настоящий парень, и Джефф не мог с этим смириться.
Кто-то окликнул ее по имени, и она остановилась на ступеньках перед школой. Навстречу ей спешила Дейдра Палмер, прижимая к груди обеими руками толстый блокнот.