Зверев высвободился из объятий, кивнул и спросил:
– То есть? Если что… – Зверев чиркнул ногтем большого пальца по горлу.
– Я на этом не настаиваю, хотя… Или ты к такому не готов?
– Перестань!
– Мне не важно, кто поймает Фишера, мы или МГБ[4 - МГБ – министерство государственной безопасности СССР.], главное, чтобы Фишер понёс заслуженное наказание!
– Всё ясно! Кто расследует дело?
– Шувалов! Он уже кое-что накопал, но с этого момента расследование должен возглавить ты!
– Тьфу ты! – Зверев покачал головой. – Ты хочешь, чтобы я вырывал кусок мяса из зубов бешеной собаки?
– Ты о чём? – воскликнул Корнев. – Вообще-то Шувалов лучший следователь в Управлении!
– Зануда и брюзга! Этот вечно недовольный индюк всех кроме себя считает идиотами. Этот умник взвоет, когда такого как я поставят ему в начальники. Я же простой опер.
– Хочешь, чтобы я передал это дело другому следователю?
Зверев отмахнулся:
– Оставляй его! Не факт, что с другими мне будет легче. От Витьки я хотя бы знаю что ждать.
Корнев насторожился:
– Ты только это… без своих штучек! Постарайся найти с ним общий язык, ну и… поделикатней всё сделай.
– Деликатность моё второе имя, Стёпа! – рассмеялся Зверев. – Ты же понимаешь!
– Да уж…
– Всё сделаем в лучшем виде!
– Тогда приступай! И ещё раз прошу…
Похлопав подполковника по плечу, Зверев прогундел:
– Не переживай! Если наш «душегуб» вернулся в город, я его найду и сделаю всё в лучшем виде!
Когда Зверев вышел из кабинета, Корнев снова начал шарить по карманам, потом, опомнившись, воскликнул:
– Я на это надеюсь! Знал бы ты, как надеюсь!
* * *
Паша Зверев и Стёпа Корнев знали друг друга ещё с малых лет, ведь они оба когда-то были воспитанниками сиротского приюта на Интернациональной. Степан осиротел ещё в седьмом, когда ему стукнуло четыре. Отец Павлика погиб в Первую мировую под Ровно, а в восемнадцатом, когда Паше исполнилось одиннадцать, его мать умерла от тифа. Именно тогда паренёк и попал в казённое учреждение на улице Интернациональной.
С первых же дней пребывания в приюте Пашка Зверев, который в отличие от большинства попавших в эти стены ребят ни от кого не шугался, любил шутить – одним словом, вёл себя дерзко и неподобающе. При этом он не признавал авторитетов и всегда держался особняком. За это трое «старожилов» как-то решили проучить строптивого новичка. Они окружили Пашу на мойке в столовой и предложили помыть за ними посуду. Паша отказался, тогда один из ребят назвал его «босотой» и плюнул парню в лицо. Паша ударил обидчика кулаком в нос. Хлынула кровь, мальчишка заорал как сумасшедший, а двое его приятелей сбили Пашку с ног и принялись изо всех сил пинать бедолагу ногами. Прежде чем первый заводила пришёл в себя и присоединился к приятелям, всё это увидел зашедший на пищеблок Стёпа Корнев. Степан, который был гораздо старше дерущихся ребят и очень не любил несправедливость (это как же – трое на одного!), бросился вперёд и раскидал нападавших в стороны. Задиры тут же разбежались, а вот Пашу пришлось ещё долго успокаивать. Весь грязный, в разорванной рубахе, он грязно ругался и грозил обидчикам неминуемой расправой. Чтобы успокоить разъяренного не на шутку паренька, Степан отвесил Пашке затрещину и строгим тоном велел привести себя в порядок. На удивление, тот лишь сверкнул глазами, тут же притих, вытер капающую из носа кровь и направился к умывальнику. Когда, стуча зубами от холода (вода была ужасно холодной), Пашка принялся смывать текущую из носа кровь, Степан сказал:
– Если будут снова доставать, обращайся!
Громко шмыгнув окровавленным носом, Пашка хмыкнул:
– Мы так-то сами с усами! Спасибо, конечно, но и без вас справимся!
– Не сомневаюсь! Но всё-таки… – усмехнулся Степан. – Ладно, босота, бывай! Надумаешь, так обращайся.
Пашка нахмурился, вспомнив недавнюю драку:
– Вообще-то, именно за «босоту» я тому рыжему в шнобель двинул!
Степан покачал головой и спросил строго:
– И что с того?
Пашка пожал плечами, потом улыбнулся уже беззлобно.
– Не бои?сь! Тебя за это слово бить не стану!
Степан рассмеялся. Пашка вслед за новым товарищем тоже улыбнулся.
С тех пор Корнев стал для Паши Зверева единственным человеком, которого он хотя бы мало-мальски, но уважал и в шутку называл «заступничком».
После этого случая воспитатели детского дома на Интернациональной столкнулись с одной маленькой проблемой – Павлик Зверев отловил своих обидчиков поодиночке и так их отделал, что двое из них попали в больницу, а третий едва не лишился глаза, и ему пришлось зашивать веко. В то время бить детей уже было запрещено, поэтому Пашку просто пропесочили на общем собрании и исключили из пионеров. Паша не особенно опечалился случившимся, и с тех самых пор его стали называть Зверем уже не только из-за фамилии.