Ко всем этим несчастьям присоединилась ещё возраставшая вражда среди крестоносцев. Осенью 1190 года умерла жена Гвидо, королева Сибилла, и потому маркграф Конрад заявил прямо притязание на иерусалимский престол, который Гвидо давно забросил по своей неспособности и вялости. Чтобы укрепить своё притязание каким-нибудь юридическим основанием, Конрад потребовал и добился того, чтобы Елизавета, младшая сестра и единственная наследница Сибиллы, выданная замуж за Гонфреда Туронского, вельможу иерусалимского государства в 1180 году, 8 лет от роду, т.е. во всяком случае без любви и понимания, была бы разведена с мужем и отдана ему. Но когда он достиг этой цели, то он и Гвидо и их приверженцы находились в такой вражде друг к другу, что только общее утеснение их Саладином могло помешать вспышке открытой войны.
Между тем мусульмане переживай! более благополучные дни. Они не терпели нужды и без большого труда противостояли в небольших стычках истощённым силам пилигримов. Но несмотря на это, положение Саладина было далеко не благоприятно, так как его войско, всё более негодовавшее на бесконечную продолжительность войны, много раз бунтовало, и именно защитники Акры требовали смены. С большим трудом султан сдерживал своё войско. Наконец он позволил прежнему гарнизону очистить крепость, но этим принёс себе большой вред, потому что люди, занявшие после этого укрепления Акры, были крайне распущены и не расположены к делу, и храброму эмиру Багауддину Каракушу, единственному продержавшемуся в Акре от начала до конца, трудно было с этими людьми долго удерживать город.
Дело в том, что весна 1191 года принесла пилигримам самое значительное подкрепление. Теперь наконец прибыли, как мы знаем, один за другим, король Филипп и король Ричард. Явилось даже небольшое немецкое войско, потому что в лагерь под Акрой прибыл в это время н герцог Леопольд Австрийский со своими людьми, который некогда желал сопровождать императора Фридриха, но был задержан домашними делами. Но чем сильнее вновь чувствовали себя крестоносцы, тем озлобленнее они враждовали между собой. Филипп и, вероятно, также Леопольд стояли на стороне маркграфа. Ричард, как мы уже видели, вошёл в союз с Гвидо уже в Кипре, а тем более теперь под Акрой. Брат Гвидо, Готфрид Лузиньянский, вызвал маркграфа, как изменника, на Божий суд. Ричард рассердил короля Филиппа тем, что велел давать всем нуждавшимся рыцарям, желавшим вступить к нему на службу, по четыре червонца, между тем как Филипп назначил для этой же цели только но три. Последний отомстил тем, что потребовал для себя половину Кипра, так как короли обещались делить между собой свои завоевания. Ричард думал, что это относится только к мусульманским областям, но он хитро прибавлял, что готов уступить половину Кипра, если Филипп предоставит ему за то половину имущества только что умершего графа Филиппа Фландрского. Так ссорились люди, стоящие во главе, и их раздор проник до глубины крестоносного войска, и, наконец, Ричард возбудил недовольство всех пилигримов тем, что по своему капризному нраву и из уважения к рыцарскому характеру Саладина вздумал среди войны завязать с ним дружественные отношения.
Конечно, все эти обстоятельства сильно вредили успеху осады. Большие партии, на которые распалось крестоносное войско, очень плохо поддерживали друг друга, так что время и силы напрасно терялись, благородная кровь напрасно проливалась. Но у пилигримов было ещё столько высокого одушевления и готовности к труду, что, несмотря на всё это, поистине удивительным образом они сделали значительные успехи и мало-помалу обеспечили себе победу. Были построены громадные осадные механизмы, башни, тараны и метательные машины: под защитными крышами и в подкопных галереях христиане пододвигались к самым укреплениям неприятеля. Вскоре около пробитых брешей повсюду загорелся бой. Саладин делал всё возможное, чтобы отвратить падение города, беспрестанно нападая с тыла на христианский лагерь и убедительно призывая защитников Акры держаться. И теперь он снова изображал халифу своё трудное положение, потому что имел дело с врагом, какого никогда не видывали, который одновременно был и осаждённым и сам осаждал, замыкал и сам был замкнут. Поражения и плен ослабляли христиан, война поглощала их, победа их покинула, но море было за них. Невозможно было бы даже указать число народов, составлявших христианское войско; даже воображения недостало бы для этого.