— Эй, а ну, прекратить грызню! Кербет! Юлдус!
Грузный наездник в летах вклинил коня между спорщиками. Тяжелый прямой меч на боку, круглый червленый щит на спине, в руке — длинное копье. От блеска начищенного зерцала и позолоченного куполообразного шлема с козырьком и защитной стрелкой-наносником резало глаз. Алый плащ, закрепленный на плече золотой застежкой, трепыхался под щитом. Серебром отливала конская сбруя. Белела курчавая борода всадника — и вовсе не потому, что заиндевела от мороза: слишком много в той бороде оказалось седых волос. Немолодой уже вояка… Строгие глаза под густыми бровями смотрели внимательно и испытующе.
— Сталь в ножны! — пробасил незнакомец. — Живо!
Татарин ничуть не возражал против такого исхода. Горец исполнил приказ неохотно.
— Рассказывай ты! — обратился пожилой воин к Юлдусу. — О чем тут у вас спор с Кербетом?
Выслушал, крякнул досадливо, позвал:
— Вейко, ко мне!
Лыжник подбежал.
— Говори, кого в засаду привел?
— Орденских людей, как ты и просил, воевода. Лазутчики это, должно быть. Во всех селениях выспрашивали дорогу в Новогородские земли. Немецкий знают. Хотят скрытно и быстро пройти к Пскову. Говорят, из Польши идут и мыслят примкнуть к Александру Ярославичу. А вот зачем — толком объяснить не могут. Про девку какую-то брешут княжеского рода, да про воинов из другого мира сказки рассказывают. Пляттослоффци, в общем.
«Пляттослоффци»… Блядословцы то есть… лжецы… Странно было слышать это забористое, непривычное прибалту и потому смешно исковерканное чудинским акцентом древнерусское словечко в устах эста. Странно и обидно. Снова дернулся, запыхтел в веревках оскорбленный Освальд. На рыцаря Домаш Твердиславич даже не взглянул. Эст-чудин — тоже.
— А откуда у лазутчиков знак татарского хана?
— То мне не ведомо, воевода. Знака этого я прежде не видел, потому и не выспрашивал о нем.
Домаш задумался, потом обратился к Юлдусу:
— Значит так: развязать всех, но глаз с полонян не спускать. Ежели начнут бузить — зарубить, а пока спокойны — пусть живут. Коли других не добудем, повезем князю Александру этих.
Глава 10
Воевода отъехал к дружинникам. Юлдус остался. К нему и обратился Бурцев, когда тугие путы, наконец, спали с рук и ног.
— Слышь, иптэш, вы вообще кто такие?
Татарин усмехнулся.
— Разгон новгородского князя Искандера, — гордо ответил он. — Ведет нас брат посадника воевода Домаш, а посланы мы вперед, чтоб вызнать силы ливонцев, да привезти князю полонян.
— Хм, а Вейко?..
— Вейко у нас за проводника. Указывает путь через леса и торфяники, подсказывает, где засады устраивать, по весям окрестным под видом охотника бегает — узнает что, да как. Сам-то он из этих мест родом.
— Значит, наврал нам парень, что семью его крестоносцы вырезали?
— Почему наврал? Про род свой — правду сказал. Немцы всех до единого перебили, а паренек на русский берег подался. Домаш его к себе в отроки взял.
— Ну, а вас-то самих какая нелегкая занесла сюда из родных степей?
— Нелегкая? — Юлдус нахмурился. — Вообще-то, союзники мы. Русичи помогали нам в походах на польские и венгерские улусы. Теперь наша очередь. Как говорят здесь, на Руси, долг платежом красен. Вот Бату-хан — брат Кхайду — и прислал отряд отборных нукеров и стрелков на помощь иптэшу своему князю Искандеру… Сам ханский нойон Арапша нас привел. Я служу при нем десятником-унбаши.
Бурцев хмыкнул. Выходит, против крестоносцев вместе с Александром Ярославичем будут биться и татары? Забавно… Хотя… Союзники ведь, в самом деле, должны помогать друг другу. Если союз крепок. А тут с этим, похоже, все в порядке.
— А Кербет при ком служит? Он ведь не русич и не степной воин, так?
— Да, он с кавказских гор. Черкес. На воинскую службу в Твери поступил. Отличился бесшабашной храбростью, был возвышен, стал сотником. Тоже привел свой отряд к князю Искандеру и поставлен под начало Домаша.
— Черкес, говоришь? Хм, было б интереснее, если б он чеченцем оказался.
— Чеченцем?
— Это народ такой воинственный, тоже на Кавказе живет.
— Ну, может быть, Кербет и чеченец. Просто здесь всех пришлых из тех краев черкесами кличут.
— Вот как?
Больше Бурцев на эту тему вопросов не задавал.
— Тихо! — Юлдус вдруг вскинул руку.
Татары замерли. Дружинники Домаша и Кербета тоже поутихли. Бурцев прислушался. Низкий далекий гул… Знакомый, похожий… похожий на… Неужели? Он побледнел. Да не может того быть!
— В чем дело, Вацлав? — встревожился Освальд. — На тебе лица нет!