Что-то в гяяделах полковника насторожило Сергея. Встречал Шрам такие звериные зрачки, доводилось не единожды. Их можно назвать – глаза обманчивой колодезной глубины. Муть на их дне колобродит, а муть образуется от трения полушарий мозга друг об друга. Короче, какой-то бзик сидит в полковнике, как холерный суслик в норе, а значит, может выскочить и тяпнуть за руку. «Эти глаза напротив, тра-ля-ля», – завертелась в башке пластинка сиропным киркоровским голосом.
Зря полковник замолчал. Пауза стала усыплять Сергея. А ведь если и отсыпаться, то здесь безопаснее всего. Не полковник же будет его устранять! А если полковник и в курсе заказа, то не допустит в своем кабинете…
В каком таком кабинете? В кабинете директора Виршевского нефтекомбината. И вот маячит перед Шрамом подкаблучный директор комбината Андрей Юрьевич и докладывает: «Мы тут посовещались и решили больше с черным налом дел не иметь. Честно максать все налоги. А на комбинате отныне перестанем нефть кипятить, а начнем паленый апельсиновый сок варганить».
«Ага, это только сон приморочился», – вздохнул облегченно Шрам.
– Значит, Шрамов, насаждаем уголовные порядки? Избиваем тех, кто против? Гляжу я на тебя… на вас. Молодой кабан…
«Сейчас вякнет: на тебе пахать надо». Но не угадал Сергей.
– …И уже не видишь жизнь без уголовощины. Острых впечатлений не хватает? Так вербуйся в Чечню. – Полковник передвинул с края стола на другой край стаканчик с карандашами. – Там похлебаешь их сполна. Хоть поймешь, чего стоит твоя собственная жизнь. Это полезно, знаешь. На чужую жизнь уже тоже по-другому, смотришь.
Как-то не так гонит полковник. Ботву полную несет гражданин начальник.
А в башке недосыпный туман. И жрать охота в натуре, а не с начальником за идейную жизнь трендеть. Эх, щас бы шаверму с «кока-колой». Но в казематную пайку шаверма, такая беда, не вписывается. Что входит в здешнее меню, Сергей вчера днем полюбовался, заглянув в тарелку Панаса. Знаменитый каждодневный рыбный суп. Теплая вода с картофелиной и морковной точкой, тухлый рыбий глаз на дне, поверху красный плавничок укачивается. Полюбовался, но кишки поганить не стал.
Сегодня же с утра никто не заморачивал-ся с кормежкой. Просто вывели из карцера и привели к политруку. Но даже если б и предложили и поднесли б на блюде… пусть и шаверму с «колой»… Самое милое дело, если хочешь избавиться от кого-то в тюряге, травануть его. Вот уж где все концы махом рубятся: кто из сокамерников угостил, чем угостил, зачем покойник хавал всякую дрянь?
– Нет, я понимаю, сладко жрать и красивых девок тискать всем охота, – гнал свое гражданин начальник. – Но за дни кутежа платишь годами за решеткой. Или всегда веришь, что не попадешься?
Стаканчик с карандашами опять, будто трамвай, не меняя маршрута, переехал с края на край.
Сергей уже не фиксировал зама. Перед Серегой глючился год назад ответивший за подставы ныне покойный его прежний папик Михаил Хазаров: «Ты, Шрам, на этот раз в Петропавловскую крепость двинешь, – привычно заряжал на нереальные подвиги покойник. – Пора нам с музейных экскурсий процент в об-щак стричь».
– Без базара! – кажется, уже наяву ответил Шрам. Жмурик вместе с дремными спазмами развеялся, опять перед Шрамом выдрючивался зам.
– Вот скажи ты мне, – полковнику понравилось, что Шрам стал с ним соглашаться, и, развивая тактический успех, зам навалился грудью на стол, – хотел бы ты, чтобы твой сын стал вором?
Он так и будет доставать идиотскими вопросами? И вдруг у Сергея склеилось. Ну как же он сразу не допер? Ведь с порога впиталось в глаза, что какой-то занехаянностью отсвечивал кабинет. Не канает вроде бы человечку с замашками оголтелого политрука. И эти вопросы пионерлагерные! Вдобавок Сергей вспомнил отсутствующую на двери табличку. Совсем вчера тебя, полковник, выходит, назначили замом по воспитательной. С контингентом, значит, поближе решил познакомиться! С типичными представителями и так далее. А сам ты, век воли не видать, из военных, с крытками и зонами не знался!
И Сергей невольно хмыкнул собственной догадке.
– Чему смеешься? – прошипел начальник.
Забились карандаши – пассажиры в стаканчике, не донесенном на этот раз с края на край. Типа, забастовка общественного транспорта началась. Губы полковника побелели, муть в глазах поднялась со дна и прилила к иллюминаторам.
Ая-яй-яй. Сергей понял, что зря позволил губам разъехаться в стороны. Но уж поздно. Раз не удержал улыбку, значит, не удержал. Теперь хлебай полной ложкой полковничьи задвиги.
– Думаешь, вы – хозяева жизни? Ты – хозяин? – прохрипел начальник, – Хер тебе! Хозяева – мы! А здесь – я хозяин! Вы у меня задохнетесь своим дерьмом! – Изо рта полетели брызги слюны. – Задохнетесь. Хватит. Ни водки, ни отдельных камер, ни телефонов, ни жратвы из ресторанов, ни прогулок от рассвета до заката, ни свиданий! Ничего! По общим мыкаться, баланду хлебать и спать в очередь, спать на тех местах, где укажут. Кто рыпнется – в карцер, где ты был. Понравилось? Ты, – полковник вытянул к Сергею палец, – ты лично у меня парашу выносить будешь. Руки скручу, сам бачок тебе на голову поставлю!
«Какой бачок?! Что за пургу ты гонишь? Алло, военный, ты хоть в камеры-то заходил. проповедник? Где ты бачки видел? Везде параши в виде унитазов!» – так подумал, но удержал в себе Шрам. И опять Шрама уплыл в страну Кемарию.
Теперь он присутствовал в заповеднике гоблинов – доставшимся в наследство от Михаила Хазарова инвестиционном фонде «Венком-капитал». И вот ставит Серега перед своим пацаном Шатлом задачу. Надо, мол, бизнес по торговле новогодними елками под себя подминать. А Шатл кувалдометром в грудь стучит: «Я тебе обещаю. Слово офицера даю. Согну».