– Я тебе обещаю. Слово офицера даю. Согну, – исходил на карболку зам.
Пелена недосыпа стаяла, как майский снег. От последних телег начальника Сергей тоже завелся, будто джиповский движок.
– Хочешь попробовать, начальник, ну пробуй. Но неужели конкретно думаешь, что ты первый, начальник? Что до тебя никто не рыпался поломать порядки? Истреблять воров не пробовали? Было. Ломать их не пытались? Да сколько хочешь! И все, в натуре, опять верталось на круг. Канат тянут давно с обеих сторон, а перетянуть не могут. Потому что правда всегда посередке, гражданин начальник. Правда, она сама себя устанавливает. Чтоб всем удобно, все же люди. И эти люди запросто местами поменяться могут…
Полковник оттолкнулся кулаками от столешницы, стаканчик упал набок и, проскользив по карандашным граням, на стол высыпались кнопки. Начальник начал обходить стол. Среднего роста, жилистый, сильный, никаких жировых отложений в сорок с чем-то лет не скопил. Шаг у него удавался прочный, по-настоящему полковничий. А лицо сделалось багровым, глаза сузились, выпуская наружу одно только волкодавье бешенство.
– Умничаешь?! Учить меня начал! Меня! Сопляк гребанный! Я в одиночку высоту удерживал! Все погибли, все! Я таких, как ты, выпердыш, об колено ломал. – Полковник подходил к заключенному, сжимая-разжимая кулаки. – Испугать думаете?! Я никого не боюсь, ты понял?! Это вы у меня будете ссать. Кровью будете ссать!
Сергей был готов, чуял, к чему солнышко клонится, и легко убрал голову от кулака. Мелькнуло золотым на коричневой коже обручальное кольцо. (Сергею некстати подумалось: «Непросто приходится твоей бабе».)
Но и полковник оказался ловок – не дал уйти корпусу за промазавшей рукой и почти без промедления выбросил левый кулак.
Сергея швырнуло вбок, незакрепленная фанерке из стула поехала по раме к едрене фене, и Сергей загремел на пол. Поди удержись, когда твои руки спаяны за спиной гремучими «браслетами».
Правой вышло бы чувствительней, но и от левой неслабо досталось. По подбородку потекла кровь.
– А вот это зря, полковник. Лишнее… – Сергей сидел на полу и слизывал языком кровь с разбитой губы.
Зам по воспитательной нагнулся, сгреб заключенного Шрамова за рубаху и поднял. Силы в полковничьих руках хватало. Они глядели друг другу в глаза.
– Я тебя, урка грязная, сгною в этих стенах. Обещаю. Слово офицера, хоть тебе, суке, это не понять, – зрачки замполита разрывали глазницы злобой, подрагивала щека. – Хоть один урод не будет спаивать моих детей, – руки полковника встряхивали зека в такт словам, – убивать их наркотой. Не будет толкать девчонок на панель. Не будет жировать на наших бедах. Ты у меня превратишься в вонючее чмо, какое ты и есть, урою…
– Зови конвой, начальник, – разлепил Сергей разбитые губы. – Считай, я уже перевоспитался. – Чего вслух не сказал, так это: «Мерси, начальник, что выспался в твоем кабинете».
3
– Вот видишь, как удачно все само собой налаживается.
Ключи имелись у двоих человек. Причем ключей у каждого было тоже по два. Потому что отличалась кладовка от других кладовок особенностью, делающая ее круто завлекательной для тайных встреч. В маленькое помещеньице было прорублено два входа. Одна дверь, стандартных габаритов, выходила в безлюдный, хозяйственного характера коридор, другая, маленькая, гномоудобная дверца располагалась под лестницей. Короче говоря, кладовку трудно было не признать идеальным местом, чтобы появляться-исчезать незамеченными.
– Ты же футбол любишь смотреть?
Сигаретные огни в момент затяжки освещали злые ухмылки, хотя пялиться заговорщикам друг на друга не было никакой надобности, почитай каждый день свиданькались и при полном свете.
– Ну да.
– Как, хорошо играть, когда судья за тебя, не находишь?
– Какой судья?
– Это образ, болван. Судья в данном случае – судьба, обстоятельства… Ладно, проехали.
Над головой зародился грохот – кто-то начал спускаться с третьего, верхнего, этажа хозяйственного блока. Нетренированному мозгу могло показаться, будто сапоги бьют прямо по мякоти.
Но беседующим усиливающийся грохот не мешал.
– Сегодня об их конфликте узнает все наше «население». Постарайся, кстати, чтобы это произошло как можно быстрее.
– Конвой и без моей помощи разболтал всей смене о мордобое между замом и вором. Уже должно было дойти и до блатных.
Спускавшийся по лестнице дошел до нижнего этажа и свернул направо, к бельевому складу. Приглушать голоса, когда грохочут ступени, не имело никакого резона. Другое дело, если кто сунется в коридор. О чем узнаешь заблаговременно – по коридору тихо даже в пуантах не пройдешь, не говоря о скрипучей, не запирающейся решетке, которую кому-то придется сдвигать, визжа петлями на всю Ивановскую.
– Жутких подробностей не повредит и по больше, – сказавший это хмыкнул, думая о чем-то своем. – Когда с заключенным Шрамовым случится несчастье, ни у кого не должно оставаться сомнений, кто за этим стоит. Товарищ Родионов, Ну, мы и обставим дело так, чтобы исключить сомнения. Жаль, заказчики на красивую смерть поскупились. Ты им предлагал нашу коронку?
– Им нужно просто: чик, и шито-крыто. Типа, не вынесла душа поэта заточения, не доглядели надзиратели, проспали роковой миг товарищи по камере. Вот такая беда, граждане прокуроры.