– Мою прежнюю…
– Точно. Я имею в виду, что люди, желавшие видеть тебя мёртвым, теперь уже не при делах. Я говорил с Арктурсом. Мы могли бы сделать тебя официальным пресс-секретарём в новом правительстве. Он очень высокого мнения о тебе, ты же знаешь. Он в восторге от тебя.
– Андерсон, я не знаю, смогу ли… – начал Майк.
– Только послушай. Вот такое предложение, – вновь прервал его главный редактор. – Ты получаешь собственный офис, через коридор от офиса Арктуруса. Прямой доступ в любое время. Ты путешествуешь, посещаешь торжественные обеды, получаешь награды. Множество других благ. Отличная охрана. Это непыльная работёнка. Чёрт, я могу нанять корреспондента, который будет набирать твои репортажи за тебя. Я говорю тебе…
Майк убрал звук. Андерсон продолжал вещать, но Майк уже не смотрел на него.
Он глядел на своё отражение на гладкой поверхности экрана. Он похудел с момента последней встречи с Андерсоном, волосы стояли дыбом. Но в нём появилось что-то ещё. Что-то в его глазах.
Казалось, они смотрели сквозь консоль, сквозь переборки корабля. Далёкий, тяжёлый взгляд. Взгляд, который когда-то был отчаянным, теперь стал решительным. Он видел ситуацию шире, чем она представлялась многим в данный момент.
Это был взгляд, который он видел у Джима Рейнора, когда погибла Map Сара.
– Как долго он будет продолжать, прежде чем заметит, что ты не слушаешь? – проворчал Рейнор.
– Раньше он никогда этого не замечал, – ответил Майк. Он закусил нижнюю губу, а затем добавил: – Я знаю, что должен сделать. Мне нужно употребить свой собственный молот.
Рейнор вздохнул:
– Попробуй сказать это ещё раз, теперь по-человечески.
– «Когда у тебя есть только молоток, все вещи кажутся тебе похожими на гвозди», – процитировал Майк. – Я не боец. Я репортёр. И мне пора начать использовать свои журналистские штучки на благо человечества. Рассказать всем, как обстоят дела. Рассказать всем, как обстоят дела на самом деле.
Майк указал пальцем на экран. Хэнди Андерсон наконец заметил, что его не слышали. Лысеющий главный редактор постучал по экрану и что-то спросил.
– Я хочу убраться так далеко от Арктуруса Менгска, как только возможно, – сказал Майк. – А затем я хочу рассказать правду обо всём этом. Потому что если я этого не сделаю, такие люди, как он, заполонят все своей ложью. – Он указал на экран. – Он и Арктурус Менгск. И я не думаю, что человечество сможет пережить такую ложь.
Рейнор улыбнулся широко и искренне.
– Приятно видеть тебя снова в деле, – сказал он.
– Приятно вернуться к делам, – ответил Майк, глядя в монитор на отражение человека с тяжёлым взглядом. Он встряхнул головой и добавил: – Мне бы сейчас сигарету.
– Я бы тоже не отказался, – поддакнул Рейнор. – Но не думаю, что на этой лохани найдётся хоть одна. Однако взгляни и на светлую сторону в этой ситуации: по крайней мере у тебя все ещё есть твой плащ.
Postbellum[18]
Сотканная из света человеческая фигура в изодранном плаще стоит в тёмной комнате. Дымок сигареты змеится вокруг него, а пол под ногами усыпан окурками, похожими на упавшие звезды.
– Итак, то, что вы видите, – произносит Майк Либерти, – моя личная маленькая война, разгоревшаяся на моей территории при помощи моего оружия. Никаких крейсеров, космических истребителей и пехотинцев, одни лишь слова. И правда. Это моё кредо. Это мой молот. И я знаю, как его применить.
Человек делает последнюю долгую затяжку, и окурок летит на пол.
– И вы, люди, кем бы вы ни были, должны это услышать. Правдиво и без купюр. Поэтому я и использую голографическую передачу: её труднее подделать. И я отправил её так далеко, как только мог, на всех доступных волнах, чтобы каждый узнал о Менгске, зергах и протоссах. А также узнал о людях, подобных Джиму Рейнору и Саре Керриган, чтобы они и подобные им не были потом забыты.
Майк Либерти на миг прервался, чтобы почесать шею, а затем продолжил:
– Я вступил в армию, будучи уверен, что все там пропитано бюрократией и корпоративной тупостью. Да, я был прав, но в то же время и ошибался.
Он смотрит на слушателей невидящими глазами.
– Там также есть и люди, по-настоящему пытающиеся помочь другим. Люди, по-настоящему старающиеся спасти остальных. Спасти их тела. Спасти их мысли. Спасти их души.
Он хмурит брови и добавляет:
– И нам нужно побольше таких людей, если мы собираемся выжить в предстоящие тёмные дни.
Он вновь пожимает плечами:
– Вот так. Такова история падения Конфедерации, вторжения зергов и протоссов, а также восхождения императора Менгска, правителя Терранского Доминиона. Битвы все ещё идут, планеты продолжают гибнуть, и чаще всего кажется, что никто не знает причин. Когда я это узнаю, я, конечно же, поделюсь с вами этой информацией. – Я Майкл Дэниел Либерти, теперь уже не из СНВ. Ныне я свободный человек. И я закончил.
С этими словами фигура застывает на месте, захваченная в своей тюрьме из света. На застывшем лице усталая улыбка. Улыбка удовлетворения.
Вокруг голограммы загораются огни, светящиеся шары, выращенные специально для этого дела. Стены пульсируют и сочатся влагой, и плотная, вязкая жидкость капает из мокрых язв по всей стене, сохраняя воздух влажным и тёплым. Кабель созданного людьми голографического проектора исчезает в липкой шишке органических энергоконструкций главного строения. Соединительный механизм между двумя мирами когда-то был колониальным пехотинцем, а сейчас служит высшим целям своих новых хозяев.
На полуорганических экранах, установленных по всему периметру, лучшие умы зергов обсуждают увиденное.
Это преобразованные создания, выращенные лишь для мышления и управления. Они также служат высшим целям роя зергов.
В проекционной комнате рука тянется к кнопке перемотки и нажимает её. Когда-то рука была человеческой, но сейчас она преобразована, продукт мутагенных возможностей зергов. Плоть на руке имеет зелёный цвет и покрыта похожими на хитин выступами. Под поверхностью кожи струятся и скользят странные жидкие субстанции и новые органы. Когда-то она была человеком, но была преобразована и теперь служит высшим целям. Когда-то её звали Сара, но теперь она известна как Королева Клинков.
Другие органические разумы, предводители зергов, шумят на заднем плане. Керриган игнорирует их, потому что они ничего не говорят, по крайней мере ничего существенного. Вместо этого она подаётся вперёд, вглядываясь в обветренное лицо на голограмме, лицо с глубокими пронзительными глазами. Глубоко внутри её преобразованного сердца что-то шевелится, что-то похожее на воспоминания о чувствах к этому человеку. И к другим людям. К тем, кто пожертвует всем ради себе подобных.
Вместо того, чтобы просто пожертвовать самим человечеством.
Керриган вздрагивает, когда на неё накатывают ныне чуждые чувства её когда-то человеческой натуры. Но эмоции гаснут так же быстро, как появляются, никто из остальных зергов не успевает их заметить. Во всяком случае, так полагает Керриган.
Сара кивает. Она винит журналиста за неловкость. Должно быть, это сам репортаж, а не воспоминания, навеянные им, так беспокоит её. Майкл Либерти всегда был мастером слова. Он может даже королеву заставить тосковать по тем дням, когда она была всего лишь пешкой.
Однако в передаче Майкла Либерти есть многое, многое, ещё не реализованное существами, ныне ставшими её соплеменниками. Здесь множество полезной информации. Многое, о чём можно догадаться из слов Майкла Либерти. Что он говорит, и как он это делает.
Проектор тихо зазвонил, сигнализируя о завершении перемотки, и нечеловеческая рука, нажав кнопку воспроизведения, подносит палец к очень широким губам.
Керриган, Королева Клинков, позволяет себе лёгкую улыбку и концентрируется на человеке, сотканном из света. Она хочет посмотреть, что ещё можно узнать от своих новых врагов.