– Я только сейчас прослушала речь Великого Патриарха, Серена. Ты знаешь, что он снова бросает в бой армию Джихада, начиная еще более кровопролитные операции?
Ливия через плечо оглянулась на трех ангелов-хранителей, застывших, словно статуи, вблизи каменной плиты перед гробницей. Серена жестом велела им отойти. Они подчинились, но не покинули пределов гробницы, оставаясь в пределах слышимости. Серена хорошо знала двух ангелов, но третья была новенькой, только что окончившей курс сурового обучения.
Серена ответила на вопрос матери давно усвоенными и хорошо всем знакомыми словами:
– Жертвы необходимы для достижения полной нашей победы, мама. Мой Джихад пылал два десятка лет, но недостаточно ярко. Такое неустойчивое равновесие не может длиться вечно, и потому нам надо удвоить усилия.
Губы Ливии сложились в тонкую линию – правда, она не выразила сильного неодобрения.
– Я слышала, как Великий Патриарх приводил те же доводы, практически теми же словами.
– А почему нет? – Лавандовые глаза Серены сверкнули. – У Иблиса цели те же, что и у меня. Я – жрица Джихада; политические игры, борьба за власть – это все меня не касается. Что ты ставишь под сомнение: мои суждения или мою преданность делу свободного человечества?
Ливия ответила, не повышая голоса:
– Никто не сомневается в твоих мотивах, Серена. Твое сердце чисто, но безжалостно.
– Машины сами убили мою способность к любви. Робот Эразм ее у меня отнял. Навсегда.
Лицо Ливии опечалилось; она подошла к дочери и обняла ее. Плечи Серафимы напряглись, руки их скользнули под одежду, где было спрятано оружие. Мать и дочь будто этого и не заметили.
– Дитя мое, человеческая любовь – это неисчерпаемый источник. Не важно, сколько раз приходится ее тратить, не важно, крадут ли ее или отнимают, но она всегда может вырасти вновь, как прекрасный цветок из луковицы, и наполнить твое опустевшее сердце.
Серена, склонив голову, продолжала слушать утешающие слова матери.
– Завтра день рождения Окты. Ее и… Фредо. Я тоже потеряла сына, Серена, поэтому я знаю, что чувствуешь ты. Конечно, твой брат погиб совсем по-другому, – поспешила добавить Ливия.
– Да, мама, и ты после этого удалилась в Город Интроспекции. Ты должна понимать меня лучше других.
– Я и понимаю, но я не позволила своему сердцу превратиться в камень, я не позволила умереть переполнявшей меня любви. Я предана твоему отцу, Окте, тебе. Пойдем со мной, ты увидишь, как подросли ее дочери. У тебя же есть две племянницы.
– Ксавьера не будет?
Ливия нахмурилась.
– Он воюет с машинами на IV Анбус. Ты забыла, что сама послала его туда?
Серена рассеянно кивнула.
– Он уехал так давно. Думаю, он очень хотел бы приехать на праздник к Окте. – Она подняла голову. – Но дело Джихада должно быть выше всех наших личных дел. Мы сделали свой выбор, и мы до сих пор живы только благодаря этому.
Не скрывая печали, Ливия ответила:
– Не упрекай его за женитьбу на твоей сестре. Нельзя все время жалеть о том, что произошло. Этого уже нельзя изменить.
– Конечно, я хотела бы, чтобы все произошло по-другому, но может быть, чтобы побудить к действию род человеческий, было необходимо мое страдание. Иначе мы никогда не оглянулись бы в гневе и не сбросили оковы мыслящих машин. – Она покачала головой. – Я больше не ревную Ксавьера к Окте и не упрекаю его. Да, я когда-то любила его, он стал отцом Маниона, но тогда я была еще девчонкой. Глупой и мечтательной. В свете последующих событий все теперь кажется такой… мелочью.
Ливия укоризненно произнесла:
– Любовь никогда не бывает мелочью, Серена, если даже ты не хочешь этого признать.
Голос Серены стал необычайно тихим – совсем не тот сильный и страстный голос, каким она обращалась с призывами к огромным толпам.
– Боюсь, мама, что ране в моей душе мало будет одной жизни, чтобы затянуться.
Ливия взяла дочь под руку, чтобы увести ее:
– И все же, дочь моя, только эта жизнь тебе отпущена.
Внезапно Серена заметила резкое движение – что-то белое там, где стояли три серафима. Одна из охранниц, выкрикнув что-то, бросилась на новенькую, которая с головокружительной скоростью метнулась к Серене. В руке ее серебристо блеснул длинный кинжал.
Мать, резко прижавшись к Серене всем телом, сшибла ее наземь. Падая, Серена услышала шелест материи и клокочущий звук, увидела струю густеющей на лету крови и почти одновременно ощутила сильный толчок. Ливия упала сверху, прикрыв дочь своим телом.
Третья девушка-серафим бросилась к бегущей новенькой, схватила предательницу за золотую сетку и резко запрокинула ее голову назад. Раздался сухой треск сломанного позвоночника. Хотя мать все еще лежала на Серене, закрывая ее своим телом, она все же успела рассмотреть, что на накидке одной из тел охранительниц расплывается алое пятно, как на таблице Popшаха, и это было отнюдь не пурпурное украшение белой одежды. Геройски отличившаяся девушка, единственная из трех оставшаяся в живых, отдышавшись, произнесла с трудом: