Зогат молчал. Каффран тем временем поудобнее устроился на дне воронки. И хотя в его словах сквозила невероятная горечь, сквозь нее пробивалось тянущее чувство утраты, которое так давно не посещало сержанта.
— Тогда прошел слух, что Танит должна поставить три полка для Имперской Гвардии. На наш мир такая обязанность легла впервые, но в городском ополчении было достаточно крепких мужчин, готовых к военной службе. Основание длилось восемь месяцев. Войска собрали на чистых лугах. Как раз тогда транспортные корабли заходили на орбиту. Нам сказали, что наши полки отправятся на помощь имперским силам, вырывающим миры Саббаты из лап Хаоса. Еще нам сказали, что мы вряд ли снова увидим родину. Поступив на службу, солдат следует за ветрами войны в любые дали, пока смерть не приберет его. Или пока ему не позволят поселиться где-то и начать жизнь заново. Наверняка ты и сам все это слышал.
Кивок. Благородное лицо Зогата на миг скрылось в темноте. В воронке, приютившей их, прибавилась еще капля тоски. Где-то наверху щедрыми россыпями гремели взрывы. Глухо вздыхала земля.
— Так мы и ждали, — продолжал Каффран. — Тысячи солдат. Переминались с ноги на ногу — то ли от нетерпения, то ли из-за тесной униформы. И смотрели, как снуют туда и обратно десантные корабли. Нам было грустно расставаться с домом и в то же время хотелось поскорее отправиться в путь. Нас согревала мысль, что Танит останется такой, какой мы ее запомним. И всегда будет такой где-то там, далеко. Тем же утром мы узнали, что к нашему полку будет прикомандирован комиссар Гаунт. Чтобы привести нас в форму. — Каффран вздохнул, стараясь справиться с щемящим чувством в груди. Для верности он откашлялся. — Гаунт мог похвастаться безупречной репутацией и долгой, полной подвигов карьерой с полком гирканских ветеранов. А мы были новичками, совсем неотесанными, не видевшими настоящего боя. Ну, верховное командование и решило, что сделать из нас боеспособное подразделение может только такой офицер, как Гаунт.
Каффран замолчал. В какой-то миг он перестал следить за своими интонациями — внутри закипал гнев. Злоба. Чувство утраты. С болью пришло осознание: впервые со времен Потери он вслух рассказывал кому-то о ней. Его сердца коснулось нечто глубоко сокрытое в памяти, и лезвие горечи становилось все острее.
— В последний вечер все пошло не так. Мы уже начали грузиться на борт. Большинство солдат были уже наверху или ждали отлета в битком набитых транспортах. Но блокада Имперского Флота где-то дала течь. В систему Танит прорвалась часть армады Хаоса, рассеянной в последней битве с Флотом. Нас толком и не предупредили. Темные Силы обрушились на мою родину и стерли ее с лица Вселенной в одну ночь.
Каффран снова откашлялся. Витрианин завороженно слушал его.
— У Гаунта было всего два варианта. Занять оборону на последнем рубеже со всеми имеющимися войсками или собрать всех, кого можно было спасти, и отступить. И он выбрал второе. Никому, кроме него, это решение не нравилось. Все мы, как один, хотели сложить головы, защищая свой родной мир. Останься мы на Танит — пожалуй, мы бы просто погибли, не сумев ничего спасти. Разве что заслужили бы свою строчку в истории. Гаунт спас нас. Он спас нас от смерти, которой мы все были бы рады. И отправил нас погибать ради других, более важных вещей.
— Ты его ненавидишь, — блеснули в темноте глаза Зогата.
— Нет! То есть ненавижу, конечно. Как ненавидел бы любого, кто наблюдал бы со стороны, как горит мой дом. Или того, кто принес бы его в жертву высшим ценностям.
— А в чем она, эта высшая ценность?
— Я сражался вместе с Призраками не на одном фронте. Никаких высших ценностей я за это время не разглядел.
— Нет, ты и правда его ненавидишь.
— Я уважаю его. И пойду за Гаунтом в любое пекло. Больше мне нечего сказать. Я покинул свой дом в ночь его гибели и дрался в память о нем все это время. Танитцы вымирают. Нас осталось всего две тысячи. Гаунту удалось спасти солдат всего на один полк. Первый Танитский. Первый и Единственный. Теперь понимаешь, почему мы «Призраки»? Мы — беспокойные духи, горстка теней мертвого мира. И сдается мне, мы будем сражаться и дальше, пока не погибнет последний из нас.
Каффран наконец замолчал. Во мраке теперь метались только отголоски взрывов вдалеке. Долго Зогат не решался заговорить, пока не поднял взгляд к бледнеющему небу.
— Через пару часов рассветет, — тихо произнес он. — Может быть, тогда мы отыщем путь отсюда.
— Может, и так. — Каффран потянулся, разминая затекшие плечи. — Обстрел вроде смещается куда-то. Кто его знает, может, и переживем. Видел я вещи и пострашнее…