Из ставки, находившейся в районе Растенбурга, Муссолини направился в Брест, где расположился штаб Геринга. Дуче был поражен видом Брестской крепости, носившей следы недавно окончившихся боев: победные реляции немцев не вязались с наглядным свидетельством героизма советских воинов. Специальные поезда повезли двух диктаторов через Польшу на Южный фронт. Конечной целью была Умань, где находился штаб Рундштедта. Здесь их встретила целая дивизия немецких солдат. Гитлер принял львиную долю восторгов, оставив Муссолини сиротливо стоять в стороне. Самолюбие дуче было сильно задето, о чем он не преминул сообщить своей свите. Затем Гитлер подвел всех к огромной карте военных действий и склонился над ней вместе с Муссолини. Так все стояли до тех пор, пока не прибыла группа официальных фотографов и не запечатлела двух диктаторов, делавших вид, что они совместно обсуждают планы военных операций.
Затем Гитлер и Муссолини направились на перекресток дорог в 18 км от Умани, где был назначен смотр итальянским частям, двигавшимся на фронт. Муссолини стоял в открытой машине рядом с Гитлером, принимая парад проходящих частей. Муссолини считал, что настал его черед, и надеялся показать Гитлеру блестящую дивизию, полную боевого духа. Однако с трудом подготовленный спектакль не удался. На бортах проезжавших грузовиков были ясно видны плохо закрашенные надписи фамилий бывших владельцев: «Пиво Перрони», «Братья Гондрад» и г. д. Мотоциклисты-берсальеры, с петушиными хвостами на стальных шлемах, ехали по скользкой дороге, широко расставив ноги, что придавало им комичный вид. Немцы взирали на эту картину с мрачными и насупленными лицами. Они никак не реагировали на восхищенные возгласы итальянских коллег, будучи убеждены, что эти чернявые солдатики разбегутся при первом же выстреле.
Наконец, самолет с двумя диктаторами на борту поднялся с аэродрома в Умани. Неожиданно Муссолини, который среди прочих титулов носил звание «первого пилота итальянской империи», заявил, что хочет сесть за штурвал. Все побледнели. Эсэсовские охранники, для которых это было равнозначно покушению на фюрера, вперили свои взоры в Гиммлера… В течение получаса в самолете царила напряженная тишина: как казалось Анфузо, все думали о возможных заголовках газет, в случае если бы руководители держав оси рухнули на землю…
Когда Муссолини, уже пересев на поезд, направлялся к итальянской границе, ему стало известно, что Риббентроп готовится опубликовать коммюнике о визите, не согласовав его с итальянской стороной. Этого Муссолини никак не мог перенести. «Передайте немцам, – сказал он, – что я прикажу остановить поезд на ближайшей остановке и не тронусь с места, пока мне не представят текста». Документ принесли, и Муссолини был очень горд одержанной победой. Он приказал выделить те места, где говорилось, что он пилотировал самолет, на котором летел фюрер.
Расставание диктаторов сопровождалось комическим эпизодом. Гитлер захотел проводить своего гостя до самой границы. В Бреннере он сел на поезд, который должен был увезти его обратно. Военный оркестр заиграл гимны. На последних тактах, как было предусмотрено, поезд тронулся. Однако, проехав несколько десятков метров в гору, он остановился и дал задний ход: окошко Гитлера оказалось напротив Муссолини. Оркестр опять заиграл гимны, а диктаторы вновь обменялись приветствиями. Поезд сделал еще и еще попытку. Звуки гимнов отдавались похоронным звоном в ушах начальников протокольных отделов. После семи попыток Муссолини приказал прекратить музыку, и наступившая тишина, видимо, разрушила колдовство: на этот раз Гитлер действительно уехал. Его никто не приветствовал, думая, что он опять вернется.
Расследование с итальянской стороны показало, что виноваты в инциденте были немецкие железнодорожники, и это вызвало ликование Муссолини. Однако, когда через несколько дней Анфузо встретил своего немецкого коллегу и поспешил спросить, сильно ли ему досталось от фюрера, тот ответил: «Что вы, ведь виноваты-то были итальянцы».
В своих мемуарах Анфузо утверждает, что во время поездки он присутствовал на всех встречах Гитлера и Муссолини. Он пишет, что никаких серьезных совещаний, на которых рассматривался бы план войны, не было и никаких секретных решений не принималось. Гитлер заставлял итальянских гостей выслушивать свои речи, совершенно не интересуясь мнением партнеров. За внешними проявлениями солидарности и позированием перед фотографами скрывалось явное нежелание Гитлера хотя бы в какой-то мере считаться со своими маломощными союзниками.
В довершение всего Муссолини стало известно, что во время поездки некий немецкий генерал сказал про него: «Вот наш гауляйтер в Италии». Вне себя Муссолини потребовал от итальянского посольства в Берлине произвести расследование и доложить результаты. Инциденты подобного рода не были новостью для Альфьери. Незадолго до этого немецкий министр Руст, выпив больше чем следует, хлопнул итальянского министра Боттаи по плечу и заявил: «Покончив с Россией, фюрер скажет: покончим с Италией». Сотрудники Руста пытались замять слова министра, но тот с пьяной настойчивостью повторял: «Я знаю, что я говорю. Фюрер пошлет дуче письмо и скажет: «Настал твой черед»»21.
Не все эпизоды подобного рода достигали ушей Муссолини, но то, что ему было известно, он переносил со все большей покорностью. «Гитлер наговаривает грампластинки, а другие их повторяют, – говорил он в октябре 1941 года Чиано. – Первая пластинка была об Италии – верном и равном союзнике, властительнице Средиземного моря. После побед появилась другая пластинка: Европа будет под господством Германии. Побежденные страны станут колониями, а присоединившиеся – федеральными провинциями. Италия будет главной из них. Приходится соглашаться с этим, ибо всякая попытка реакции приведет к тому, что из положения федеральной провинции мы попадаем в разряд колоний…»22
Визит Муссолини не оказал заметного влияния на судьбу солдат экспедиционного корпуса, продолжавших месить грязь на осенних дорогах Украины. К середине сентября итальянские дивизии сосредоточились у Днепропетровского плацдарма, где силы 7-й немецкой армии, натолкнувшись на сопротивление, были остановлены. Командующий Южной группой фон Клейст приказал бронетанковым дивизиям форсировать Днепр у Кременчуга и, двинувшись на север, окружить советские войска, которые прикрывали путь на Полтаву. Итальянцы были введены в действие, когда советские дивизии уже начали отход. Части корпуса провели несколько операций местного значения: за период активных боевых действий с 22 сентября по 1 октября итальянский корпус потерял 87 человек убитыми и 190 ранеными.
Бой у Петриковки, в котором участвовали преимущественно итальянские части, вошел в историю корпуса как его первая самостоятельная операция. Муссолини направил своим войскам поздравление. В свою очередь Гитлер поздравил Муссолини. При этом его послание содержало намек на подсобную роль итальянцев: «Удар
Клейста для создания плацдарма у Днепропетровска дал возможность также и вашим дивизиям с успехом провести собственную боевую операцию». Приказ командующего корпусом Мессе отличался пышностью и риторическими оборотами, характерными для фашистского стиля: «С гордостью командующего, – писал он, – я выражаю восхищение в связи с тем, что экспедиционный корпус показал несокрушимое единство, энергию и волю, полное сознание, что он представляет за рубежом страну, идущую к великому будущему». Однако официальные восторги явно не соответствовали масштабам проведенной операции и положению корпуса.
В тот период перед ним нависла реальная угроза окончательно превратиться в тыловую часть. 2 октября Гитлер обратился к войскам действующей армии с приказом о начале наступления по всему фронту для нанесения Красной Армии сокрушительного удара. 8 октября бронетанковая армия фон Клейста получила приказ двигаться на Сталино, Таганрог и Ростов. Итальянский корпус должен был прикрывать левый фланг армии, двигаясь по Донбассу в направлении Павлоград – Сталино Однако темпы продвижения, которые намечались для КСИР, были для него явно непосильными. «С самого начала, – пишет генерал Мессе, – немцы показали, что они не желают понять реальные возможности нашего корпуса. Название «моторизованные» означало лишь, что пехота этих дивизий обучена передвижению на автомашинах, но она не имела автотранспорта. «Специальные соединения», как их называли до войны, на деле не обладали достаточным количеством автомашин и обозначались как «автоперевозимые», это была одна из гениальных находок преувеличения нашей пропаганды. Я всячески убеждал немцев зачеркнуть на их картах колесики на условных знаках наших дивизий»23.