После сдачи Пскова часть сторонников суздальских князей бежала в Новгород. Но и там Ярослав Владимирович, судя по всему, имел довольно серьезную поддержку, поскольку там сразу же началась «распря» (вероятно, по поводу отношения к псковским событиям), и князь Александр Невский, несмотря на недавнюю победу над шведами, вынужден был покинуть Новгород и уехать к отцу в Переславль.
Псковским посадником стал некто Твердило Иванкович, видимо из антиновгородской партии, который начал разорять новгородские села. Узнав о захвате Пскова и Изборска, об удалении из Новгорода Александра Невского племена води и чуди (или какая-то их часть), ранее платившие дань Новгороду, призвали немцев, вне сомнения тех же, которые помогали Ярославу Владимировичу захватить Изборск и Псков. И немцы строят на территории этих племен крепость Копорье. Тут уже новгородцы забеспокоились не на шутку, и послали делегацию к владимирскому князю Ярославу Всеволодовичу с просьбой прислать им своего сына Андрея. Но Ярослав согласился прислать лишь снова старшего сына, Александра Невского.
В 1241 году Александр возвращается в Новгород и приказывает повесить «многиа крамолники». Затем князь захватывает Копорье, часть немцев берет в плен, часть отпускает, а вожан и чудь, поддерживавших немцев, казнит.[35]
Вероятно, псковский князь Ярослав Владимирович уже не принимал участия в дальнейших событиях, поскольку примерно к этому времени относится разрыв отношений между ним и его ливонскими родственниками. Причиной разрыва послужила трагедия в семье Ярослава. Его старший сын, повздорив со своей мачехой, второй женой Ярослава, псковитянкой, убивает ее. Некоторые историки полагают, будто она ожидала ребенка, и старший сын опасался, что отец передаст свои права на псковские земли новому наследнику. Порвав с ливонцами, Ярослав помирился с новгородским князем. В последний раз упоминается в летописях в 1245 г., как предводитель новоторжского отряда, отражавший нападение литовцев на южные земли Новгорода. В Новгородской Первой летописи под 1243 годом содержится рассказ о мироточении иконы над гробом жены Ярослава Владимировича, убиенной пасынком – «Того же мЂсяца (Мая) въ 18 день, на память святаго мученика Александра, явися знаменье въ Плеско†у святого Иоанна в манастыри, от иконы святого Спаса над гробомъ княгининымъ ЯрославлЂи Володимирица, юже уби свои пасынокъ въ МедвЂжии головЂ: иде миро от иконы по 12 днии…»[36]
Тем временем Александр Ярославич без особого труда отбил Псков, а оставленных там двух братьев-рыцарей по одним источникам изгнал, по другим – взял в плен, а по третьим – казнил.
Стоит вспомнить молитву, которую, судя по Новгородской Первой летописи и Житию, Александр произнес перед битвой на Чудском озере: «Суди меня, Боже, рассуди распрю мою с народом неправедным и помоги мне, господи, как в древности помог Моисею одолеть Амалика, а прадеду нашему Ярославу окаянного Святополка». Случайно ли здесь назван Святополк, как известно, бежавший к своему тестю, польскому князю Болеславу Храброму, и позже с его помощью захватившему Киев? Не потому ли летописец вставил слова о Ярославе и Святополке, что видел в этом прямую аналогию с Ярославом Владимировичем, при содействии родственников-ливонцев захватившего Псков?
Роль псковского князя Ярослава Владимировича в описанных событиях с течением времени стала рассматриваться как все более и более незначительная в противовес все более и более возраставшей роли «немцев», его ливонских родственников. Причем такое отношение к нему было с обеих сторон: немцам был малоинтересен какой-то русский князь и его претензии на псковский престол, они писали о победах своих соотечественников. Русскими же участие в этих событиях иноземцев воспринималось более остро, чем внутренние распри. И это вполне естественно, в истории есть немало примеров тому. Например, в 1030–1031 годах Мусса, сын эмира Аррана Фадла, призвал руссов на помощь в борьбе со своим братом Аскуйя. При поддержке руссов Мусса взял Байлакан и убил брата. Однако в. местной кавказской традиции разгром Байлакана приписан одним руссам.[37]
Позже, в советское время, о Ярославе Владимировиче предпочитали либо вообще не упоминать, поскольку он не очень укладывался в существовавшую схему, либо представляли его предателем интересов русского народа, а то и «русских национальных интересов». Хотя никаких «национальных интересов» в XIII веке вообще быть не могло, поскольку не существовало еще и наций. Да и понятие «интересы народа» для средневековых людей было довольно маловразумительным, в отличие от совершенно конкретных родственных связей. Браки между знатью в то время именно для того и заключались, чтобы иметь надежных союзников. Подобными же соображениями руководствовался и Александр Невский, когда, несколько позднее описываемых событий, сватал норвежскую принцессу за своего сына. Поэтому нет ничего удивительного, что и Ярослав Владимирович прибегал к помощи своих ливонских родственников в борьбе за свои, вполне законные по меркам того времени, права. Собственно говоря, и в нынешнее время, если смотреть беспристрастно, права его на Псков должны быть признаны как минимум не менее законными, чем права Александра Невского на Новгород.
Однако, на несчастном князе Ярославе поставлен штамп предателя, а князь Александр, призвавший татар на помощь против своего родного брата, назван «защитником русского народа». А разница лишь в том, что татары не состояли в родстве с Александром, да и вообще были «погаными язычниками».
Итак, подводя промежуточные итоги, мы должны признать, что у нас нет никаких сведений, позволяющих связать вышеописанные события с битвой на Неве, или с политикой Римской курии. Также нет оснований считать захват Изборска и Пскова эпизодами «Крестового похода на Русь».
* * *
– Правый фланг мы поставим слева, а левый мы поставим…
– Справа?
– Нет. Левый мы поставим в середине!
.
Советская историческая наука всегда чрезвычайно высоко оценивала значение битвы на Чудском озере, придавая этой победе международный характер, называя битву «крупнейшей битвой раннего средневековья», которая «положила предел немецкому грабительскому продвижению на Восток» и нанесла «решающий удар», «потрясая до основания и Ливонский и Прусский ордена».[38] Ну и естественно, эта победа окончательно разрушила все надежды Римского Папы на порабощение Руси.
Однако в Ипатьевской летописи сведений об этом сражении мы не находим. Хотя, по мнению советских историков, оно «имело огромное значение для всей Руси» и даже для многих других народов. Лаврентьевская летопись сообщает нам следующее: «В лЂто 6750. Ходи Александръ Ярославичъ с Новъгородци на НЂмци и бися с ними на Чюдъскомъ езерЂ оу Ворониа камени. И побЂди Александръ, и гони по леду 7 верст сЂкочи их».[39] Псковская первая летопись еще лаконичнее: «В лЂто 6749.[40] Взя Александр Копории, а Немець изби. А на лЂто ходил Александр с Новгородцы, и бися на леду с Немци».[41]