— Не переживай Хуч, я сюда ещё не раз наведаюсь и мне всё равно понадобится знающий и умный эльф. Смекаешь о чём я? — насмешливо смотря на поникшего домовика спросил я.
— Хуч придет по первому зову, молодой мастер, сэр! — важно и явно обрадовавшись заявил он.
— Ты чего такая злая, Гермиона? — спросил я свою девушку, которая металась по гостиной факультета и чуть ли не рычала, как тигра какая.
— Снейп! — неприязненно выплюнула она. — Этот… тхс–с–свхре–енб, чтоб он… сху–утка–ава! — непонятно и через зубы яростно прошипела она, потрясая свитком пергамента перед моим носом.
— Да–да, я тебя понимаю. Именно «тхвсхренб» и он когда–нибудь «схуткава», — с важным видом покивал я. — Ты только объясни, это по–каковски было? А то я суть не улавливаю. И ещё! Профессор Снейп, Гермиона! — строго добавил я, как смог изобразил обычный в таких случаях её поучительный тон.
Ну вообще, тут понятная ситуация. Снейп в очередной раз опять занизил оценку за эссе или приготовленное зелье, и теперь Гермиона в ярости от того, что наш зельевар предвзят не только ко мне, но и теперь к ней. А так, смотря на неё, я хоть поднял себе настроение. Она из ругани только одно самое страшное по её мнению слово употребляет. И почему–то, когда она называет кого–то задницей это слышится очень обидно.
— Издеваешься? — яростно обернувшись, прищурив глаза и сердито на меня смотря, воскликнула она.
На эту её вспышку, я лишь обезоруживающе улыбнулся и пожал плечами, а она моментально «сдулась» и утратила весь свой негативный порыв. Сейчас жаловаться начнёт!
— Гарри! Но ведь так нельзя! Это неправильно! Он же преподаватель и должен…
— Забудь! — перебил я её. — Он должен только преподавать, а оценки волен какие угодно ставить. Я тебе удивляюсь. Ты в школу пришла за знаниями или за оценками? Что тебе признание твоих заслуг от этого урода? Будь ты хоть гений зельеварения, Снейп всё равно не изменит своего личного отношения. Обиделся он видите ли! «Утипусечку» оскорбили, вот он и злобствует! Я же тебе рассказывал всю историю этого кретина и попомни мои слова, он не изменился и не изменится уже. По вине этого человека погибли мои родители, он один из действующих Пожирателей Смерти, он просто тварь, которой плевать на всех, кроме себя. Подумай! Какой это вообще человек, если по его наводке Волдеморт пошёл убивать ребёнка женщины, которую он якобы любит? Он ведь потом в ногах у него валялся умоляя её не убивать, а про меня ни слова не сказал!..
Что–то я по–моему не то сказал, и не в том месте. Вот я дурень и та самая задница! Вокруг же куча народа с нашего факультета! В тишине я хмуро рассматривал шокированные лица, круглые глаза и открытые рты гриффиндорцев. Мордред бы побрал мой длинный язык и вспыльчивость! Теперь на меня кроме Гермионы смотрели ещё и Браун с Патил, и клянусь! Они даже сглотнули плотоядно и с голодным и алчущим выражением в глазах, начали подбираться ко мне.
— Стоять! — указал я на них пальцем, и когда они замерли и переглянулись с совершенно одинаковым выражением, предупредил: — Всё равно ничего не скажу!
— Но, Поттер!!! — воскликнули они синхронно.
— Хрен вам! Я живым не дамся!
И ладно бы я это рассказал как свою историю в какой–нибудь спокойной обстановке, могли и не поверить. А тут, на эмоциях выдал мои мысли, и человек так устроен, что вот такому он верит больше, чем любой достоверной информации, даже если она печатная и официально заверенная. Вот это влип! Воистину, язык мой — враг мой. А ведь этот случай мог и по–другому поводу случиться, а не от того, что я себя контролировать не умею. Всё это трижды проклятая диадема! Да и Лонгботтом, кроме Гермионы ещё сегодня меня из колеи выбил со своими неудобными вопросами. В общем, вечер не задался, хоть и не было никаких предпосылок.
Всё началось, когда я после уроков захотел осмотреть свою находку на печати артефактора в моей мастерской. Да и отнести её нужно было в «Логово», так как таскать диадему в сумке — не слишком умное решение. Мало ли что? Сумку можно потерять, её могут отобрать, конфисковать, осмотреть, взломать или ещё чего пакостного придумать, а с моим домом всё вышеперечисленное сделать намного сложнее. В общем, Гермиона осталась в замке старательно делать уроки, а я уже привычным путём хотел пробрался к себе домой. Всё бы хорошо, но в нашей факультетской спальне пацанов, на своей кровати развалился Лонгботтом, с очередным гербологическим талмудом и пристально за мной наблюдал поверх раскрытой книги, а я, как назло оставил Гермионе свою мантию–невидимку.