— Пошел ты к черту со своим «ну-с»!
Венк обращается к Штуффу: — Ну что я тебе говорил: ничего у него нет. Ни-че-го.
Штуфф смотрит из-под пенсне на Тредупа и, протянув сквозь зубы свой седоватый моржовый ус, поддакивает: — Разумеется, ничего.
Тредуп в бешенстве вскакивает из-за стола. Картотека с грохотом падает на пол.
— Что значит «разумеется»? Не смейте так говорить! Я обошел тридцать лавок! Что же мне, насильно заставлять людей давать объявления? Раз не хотят, значит, не хотят! Уж я просил, умолял… А тут еще всякий писака заявляет «разумеется». Смешно!
— Ну что ты кипятишься, Тредуп? Какой смысл?
— А ты не кипяти меня своим «разумеется»! Попробуй-ка побегай сам за объявлениями. Чертовы торгаши! Гадюки! Шайка прохиндеев!.. «Пока воздержусь… Не могу судить о вашей газете… А разве ваша „Хроника“ еще выходит? Я думал, она давно прикрылась. Загляните завтра…» Аж тошнит!
Из кресла доносится бормотание Венка: — Утром встретил наборщика из «Нахрихтен». У них сегодня пять полос объявлений.
Штуфф презрительно сплевывает: — Навозники. С тиражом пятнадцать тысяч — штука нехитрая.
— Их пятнадцать тысяч такие же, как наши семь, — возражает Венк.
— Не скажи, у нас есть нотариальное свидетельство на семь с лишним.
— Подчисти-ка ластиком то место, где стоит цифра. Оно стало совсем черным, потому что ты уже три года — а тогда тираж действительно был таким — как тычешь в него пальцем.
— Да плевал я на нотариальное свидетельство. А вот «Нахрихтен» я бы с удовольствием напакостил, да так, чтоб пятно не стерлось.
— Не выйдет. Шеф не согласится.
— Еще бы. Он пользуется кредитом у дельцов, а мы помалкиваем в тряпочку.
Венк снова принимается за Тредупа: — Значит, совсем ничего?
— Несколько строчек от Брауна. На девять марок.
— Девять марок? — простонал Штуфф. — Да, уж дальше некуда.
— Мог взять объявление о распродаже у прогоревшего часовщика, но в уплату он предложил свой товар.
— Только этого не хватало. Что нам делать с будильниками? Я все равно не встаю, когда они трезвонят.
— А цирк Монте?
Тредуп, шагавший взад-вперед по комнате, остановился.
— Я же сказал, Венк: ничего. И отвяжись от меня, пожалуйста.
— Но ведь Монте мы объявляли каждый год. Ты хоть заходил к ним?
— Послушай, Венк, заявляю в здравом уме и твердой памяти: если ты еще раз скажешь что-нибудь вроде «хоть заходил», я влеплю тебе…
— Но ведь мы давали Монте из года в год, Тредуп!
— Неужели давали?.. Значит, в этом году мы его не объявим. Вот так-то. Можете говорить мне что угодно, — и ты, и шеф, и Штуфф, — но в этот вонючий цирк я больше не пойду.
— А что там было?
— Что было? Все. И куча дерьма. И хамство. И цыганская наглость, и отвратные семитские манеры… Позавчера «Нахрихтен» дала предварительное объявление. Я приперся на Югендшпильплатц, а цирка там еще нет и в помине.
— Значит, объявление в «Нахрихтен» администратор сдал заранее.
— Вот именно. К нам он, однако, не завернул. Вчера утром я снова отправился туда. Вижу: ставят каркас. Спрашиваю: где администратор? Поехал по деревням клеить афиши… Будто крестьяне сейчас только о цирке и мечтают… К двум обещал вернуться. Прихожу в два. Он обедает. Ладно, часок жду. Наконец появляется этот тип, желтый, как цыган, и говорит: ему, мол, надо посоветоваться с директором, зайдите к шести. Захожу. Говорит: с шефом посоветоваться не удалось, загляните утречком.
— Здорово, все дороги ведут в цирк Монте!
— Примерно так. Сегодня утром познакомился с самим директором. Пуп земли, повелитель двух с половиной обезьян, изъеденного молью верблюда и хромой клячи. Снимаю шляпу, кланяюсь до земли. И эта скотина, этот навозный жук мне заявляет: ему, видите ли, невыгодно помещать объявление в «Хронике»! Дескать, ни одна душа не читает нашу газетенку!
— И что ты ответил?
— Хотел врезать ему, да передумал. Как-никак, у меня семья, и первого числа надо давать жене деньги на хозяйство.
Штуфф, сняв пенсне, спрашивает: — Он так и сказал: «газетенка»? Точно?
— Так же точно, как ты сейчас видишь меня.
— Этого спускать нельзя! — подзадоривает Венк. — Штуфф, ведь это специально для тебя. Подложи-ка им свинью.
— С удовольствием. Да шеф не позволит…
— А какой представляется случай припугнуть строптивых клиентов! Одного пужанем, глядишь, другие от страха и помчатся к нам с объявлениями…
— Но шеф…
— Что шеф! Пойдем сейчас к нему и скажем: пора, наконец, действовать.