Яицкий казак Максим Шигаев, главный «словесный судья», казначей и интендант, был фактическим руководителем Военной коллегии восставших. Он был «замысловатее и любимее» многих других у Пугачева, который нередко «следовал его советам». Шигаев был при Пугачеве «первенствующая особа». Среди полковников и атаманов повстанческого войска выделялись своей храбростью русские Петр Евсевьев (Евстигнеев), Илья Арапов, Федор Калабин (Шмота), братья Иван й Алексей Ивановы, Яков Иванов, Иван Иванов (Родионов), украинцы Каменский и Утвенко, татарин Мясогут Гумеров, мещеряки (мищари) Бахтиар Канкаев и Канзафар Усаев, чуваш Негей, казах («киргизец») Сейдалы-султан и множество «пугачей» различных национальностей и вероисповедания.
Таковы были «неладно скроенные, но крепко сшитые фигуры Великой крестьянской войны»[10]. Им свойственны были недостатки и слабости, ошибки и заблуждения, но «исторические заслуги судятся не по тому, чего не дали исторические деятели сравнительно с современными требованиями, а по тому, что они дали нового сравнительно с своими предшественниками» [11].
Чем объяснить поражение крестьянской войны 1773–1775 гг.? Несмотря на то, что по сравнению с другими крестьянскими войнами в России — восстаниями Болотникова, Разина, Булавина — крестьянская война под предводительством Пугачева характеризуется определенными элементами организованности, все же и этой войне были присущи черты, характерные для крестьянских войн, — аморфность, неорганизованность выступлений крестьян, представлявших собой основную движущую силу восстания Пугачева.
По образному выражению К. Маркса, крестьянин — «картофелина», и собрать крестьян воедино, в «мешок с картофелем» не смогли ни казаки, имевшие свою стройную военную организацию, ни горнозаводские рабочие, сами мало чем отличавшиеся от крестьян. В распоряжений помещиков, правительства находились огромная государственная машина, первоклассная регулярная армия, деньги, полицейский аппарат, сословная организация дворянства и вековой опыт управления государством и подчинения народных масс.
В. И. Ленин подчеркивал: «Начиная с средневековой «крестьянской войны» в Германии… мы видим бесчисленные примеры тому, как более организованное, более сознательное, лучше вооруженное меньшинство навязывало свою волю большинству, побеждало его»[12].
Восстание Пугачева завершилось поражением народных масс и торжеством дворянской реакции, предоставлением дворянству Жалованной грамотой особых прав и привилегий, превративших дворянство в сословие, имеющее все права и никаких обязанностей по отношению к государству.
Удары, нанесенные правительством яицкому, волжскому, донскому и запорожскому казачеству, политика «кнута и пряника» по отношению к казакам сделали свое дело — казаки постепенно превращались в привилегированное военное сословие, верных слуг царизма и из застрельщиков народных восстаний становились их душителями.
Эволюция казачества и значительно выросший, окрепший и широко раскинувший сеть своих полицейско-административных учреждений государственный аппарат исключили возможность повторения крестьянской войны в конце XVIII — в первой половине XIX в. Восстание Пугачева было последней крестьянской войной, но оно оставило после себя неизгладимый след и имело большое историческое значение. Восстание потрясло основы крепостнической системы и на долгие годы оставило в памяти крестьянства воспоминания о грозных событиях тех лет, заставило мечтать о том времени, когда с оружием в руках будет начат «черный передел».
Фольклор о Пугачеве стал мощным оружием в арсенале крестьянства. Высоко ценя устное народное творчество, Максим Горький говорил, что «от глубокой древности фольклор неотступно и своеобразно сопутствует истории» и указывал, что «подлинную историю трудового народа нельзя знать, не зная устного народного творчества», так как оно является «отражением социальной жизни в широких художественных обобщениях».
На эту особенность устного народного творчества обратил внимание В. И. Ленин. В. Д. Бонч-Бруевич вспоминал, что в связи с изучением литературы по фольклору и этнографии В. И. Ленин говорил ему: «Какой интересный материал! Я бегло просмотрел все эти книжки и вижу, что не хватает, очевидно, рук или желания все это обобщить, все это просмотреть под социально-политическим углом зрения. Ведь на этом материале можно было бы написать прекрасное исследование о чаяниях и ожиданиях народных»[13].
13
В. Д. Бонч-Бруевич. В. И Ленин об устном народном творчестве. — «Советская этнография», 1954, № 4, стр. 118.