Соединившиеся силы Некрасова и Хохлача (у него было 4 тыс. чел.) 26 мая подошли к Саратову и осадили его. В ночь на 27 мая они пошли на приступ, который саратовский воевода Н. П. Беклемишев назвал «жестоким». Во время второго штурма, 29 мая, на повстанцев неожиданно налетел калмыцкий отряд из тысячи человек. Восставшие отступили вниз по Волге.
Сам Булавин решил идти на Азов, где располагался сильный гарнизон из 5 тыс. чел., а сам город имел укрепления и более 180 пушек и дробовиков. Но поход организовать не удалось — в Черкасске было мало сил, старшины и их прихвостни перебежали в Азов; к тому же они и азовцы отогнали конские табуны и лишили повстанцев средств передвижения. В начале июня Булавин послал своих представителей на Кубань с просьбой о помощи. Атаман пишет в верховые донские городки, требует присылки казаков, чтобы «итить к Азову войною».
5 июля начали переправляться через один из притоков Дона речку Каланчу передовые части повстанцев во главе с Л. М. Хохлачом и И. Гайкипым. Попытка полковника Н. В. Васильева с отрядом воспрепятствовать им успеха не имела. Потом подошли основные силы восставших, и 6 мая началось сражение у стен Азова. Сильный бой разгорелся у Делового двора, где засели повстанцы, укрывавшиеся за бревнами в брусьями, которые здесь хранились. Он длился несколько часов и сопровождался пушечной и ружейной стрельбой. В конце концов сражение закончилось. Восставшие потерпели поражение. Во время ожесточенной артиллерийской бомбардировки с крепостных укреплений Азова и морских кораблей, бегства повстанцев и их переправы через реку немалое их число погибло.
Поражения под Тором и Азовом сильно ухудшили положение булавинцев. Воспрянули духом домовитые, многие из которых боролись против восставших во время азовского сражения 6 июля. А черкасские старшины, воспользовавшись благоприятной для себя обстановкой, открыто выступили против Булавина. 7 июля они с оружием в руках осадили его дом. Атаман долго отстреливался, убил двух или трех домовитых. Курень начали обстреливать из пушек. В конце концов старшины ворвались в избу, и предводитель восстания был убит. Убил Булавина его бывший есаул С. Ананьин. Труп Булавина заговорщики отослали в Азов, а его губернатору один из организаторов заговора И. Зерщиков (которого тут же избрали войсковым атаманом) сообщил, что Булавин якобы покончил самоубийством. Эту версию подхватили современники и очевидцы событий: властям было выгодно изображать отважного предводителя восстания трусом и самоубийцей; к тому же самоубийц по обычаю не хоронили по православному обряду, а бросали в ямы на свалках и отхожих местах. Все это нужно было для дискредитации народного движения и оправдания предателей-старшин[119].
События 1707–1708 гг., неразрывно связанные с именем Булавина, своим размахом показали, на что способен восставший народ, поднявшийся против угнетения и насилий феодалов. Под знаменем Булавина боролись массы подневольного и бедного люда. Сами каратели не раз признавали, что участниками борьбы были прежде всего бедные, «гулящие» люди, беглые, во множестве собравшиеся на окраинах России. Отправляя своих представителей на Дон сыскивать и возвращать беглых, Петр I писал; «Известно нам учинилось, что из русских порубежных и из иных розных наших городов, как с посадов, так и из уездов, посадцкие люди и мужики розных помещиков и вотчинников, не хотя платить обыкновенных денежных податей и оставя прежние свои промыслы, бегут в розные донские городки, а паче ис тех городков, ис которых работные люди бывают на очереди на Воронеже и в ыных местах…и укрываютца на Дону з женами и з детьми в розных городках…тех беглецов донские казаки из городков не высылают и держат в домех своих»[120].
Основными движущими силами Крестьянской войны, развернувшейся на Дону и в прилегающих к нему русских уездах, в Нижнем Поволжье и Слободской Украине, являлись различные категории крепостных крестьян, казаки, посадские и работные люди, русские и нерусские (украинцы, отчасти калмыки и др.). Ведущее место занимало среди них крепостное крестьянство; к тому же известно, что подавляющая часть донских казаков, этих застрельщиков и организаторов движения, игравших очень большую роль на всем его протяжении, являлась выходцами из крепостных крестьян русских уездов.
Все эти люди выступали против гнета феодалов, владельческих работ и повинностей, против налогов и принудительных работ, рекрутских наборов и притеснений всякого начальства.
Особенно активную роль играли в восстании беглые крестьяне, «новопришлые» казаки (из беглых, не проживших на Дону положенных лет). Московское правительство распорядилось считать новопришлыми всех, кто появился на Дону после 1695 г. Естественно, что это вызывало ненависть большой массы пришельцев на Дон — крестьян (помещичьих, дворцовых, монастырских и др.), работных людей (бурлаки и т. д.), посадских и служилых людей по прибору (стрельцы, городовые казаки и др.), солдат.
В восстании активное участие приняли социальные низы Войска Донского. Старшина, отдельные представители которой по тем или иным Причинам примыкают к ним в качестве временных попутчиков, в целом выступает на стороне правительственного лагеря. Оли помогали Ю. В. Долгорукому переписывать беглых на Дону (недаром в ходе расправы с ним повстанцы кричали: «Черкасских старшин бить до смерти!»). Такое же классовое деление по отношению к восстанию характерно для украинского, запорожского казачества, припавшего активное участие в третьей Крестьянской войне.
Весьма решительно вели себя во время Крестьянской войны работные люди с лесных пристаней и торговых судов (бурлаки), рыбных и соляных промыслов, корабельных верфей и железоделательных заводов.
Немалую роль играли в движении и раскольники, проживавшие по Хопру, Медведице и другим рекам; из их числа вышли выдающиеся предводители восставших — И. Некрасов, Н. Голый, возможно, Л. М. Хохлач и, наконец, сам К. А. Булавин. Этот немаловажный факт нашел отражение в содержании прелестных писем повстанцев, в их идеологии. Нередко булавинские прокламации говорят о борьбе восставших «за истинную веру христианскую» и т. д. А в одном из воззваний Никиты Голого говорится: «А мы стали за старую веру и за дом пресвятые богородицы и за вас, за всю чернь…»; «…за бога и за великого государя и за дом пресвятые богородицы, и за крест животворящий, и за истинную веру»[121].
Идеология участников третьей Крестьянской войны сходна с идеологией их предшественников.
Главный лозунг повстанцев — бить, уничтожать, «сажать в воду» князей, бояр и дворян, помещиков и вотчинников, панов и арендаторов («рандарей»), богатеев и начальников, казацких старшин и подьячих, прибыльщиков и судей неправедных — всех эксплуататоров, «обидчиков», «злых людей», кто причиняет обиды и разорение бедным, «худым людям». К'«злым» причисляются и «немцы», т. е. иностранцы, находившиеся в это время в России и верой и правдой служившие царю, русским феодалам.
Повстанцы начала XVIII в., как и в XVII в., делили своих классовых врагов на «добрых» и «злых», «худых», «супостатов». Отсюда их вера в «доброго царя», обращения с «примирительными» письмами к Петру I и его «полководцам». Они соглашались служить ему по-прежнему и готовы просить о «милосердом» прощении, если царь позволит жить им «по казачьей обыклости», т. е. с учетом их старых прав и обычаев, в том числе права принимать на Дону беглых людей. Исключительно важно, что Булавин и его повстанцы, вначале рассчитывавшие на милость Петра I, быстро отказались от своих надежд. В конце мая Булавин под угрозой смертной казни запретил говорить о царе, о принесении ему повинной. Один из черкасских старшин-предателей В. Фролов так сообщил об этом в Азов: «Да он же, Булавин, учинил в Черкасском заповедь под смертной казнью, чтоб никто про именование великого государя по вспоминал; а буде кто станет говорить, чтоб принесть великому государю повинную, и тех людей похваляетца казнить смертью»[122].