В эпоху Сталина появился основанный на страхе и ненависти образ крестьянина, у которого отняли человеческий облик. Бессовестно искаженный социальный детерминизм и инфантилизация лишили крестьян самостоятельности: те не отвечали за свои действия и были обречены на роль вечных детей, просоветских автоматов — или же врагов. Идеология и городской массовый дискурс отказывали крестьянам в праве выбора и свободе воли, что позволило легко отобрать их и в реальности. Сталинистский взгляд на крестьянство был масштабной проекцией коллективной ненависти, ключевым звеном механизма обесчеловечивания врага{131}. Крестьянина стали считать чужим в родной стране; его сделали причиной всего самого отвратительного для города и государства, виновником российской отсталости, голода и контрреволюции. Великий раскол сталинской революции был не классовым расколом в строго большевистском смысле, а культурным не между рабочими и буржуями, а между городом и деревней. Раскол, безусловно, произошел еще до прихода к власти коммунистов, однако его еще больше усугубили порожденная Гражданской войной всепоглощающая ненависть, культурный империализм и модернизационный характер партийной концепции строительства социализма, а также темнота и невежество, приписываемые городом деревне, комиссаром «мужику». Такое уничижение крестьянства породило политическую культуру, отводившую крестьянам роль врагов, нелюдей, и открыло путь наступлению партии на деревню.
Война с традицией
Коллективизация была жестоким столкновением культур, отчетливее и яснее всего это проявилось в оборотной стороне конфликта, принявшего форму массированной атаки на культурные традиции и институты деревни. Этот бой начался с первых дней революции, но только после запуска Сталиным процессов коллективизации приобрел решающее значение как часть более масштабной стратегии подчинения. Крестьянская культура — традиции, институты и образ жизни — была воплощением автономии деревни. Эти очаги автономии угрожали срывом планам государства по установлению доминирования, поскольку позволяли крестьянству сохранять, по словам Скотта, «социальное пространство», «в котором можно услышать закулисное мнение, отличное от официального протокола властных отношений. Это социальное пространство принимает особые формы (эвфемизмы, ритуальные правила и нормы, трактиры, рынки), содержит особые проявления инакомыслия (например, веру в возвращение пророка, колдовство, восхваление героев из среды бандитов и мучеников сопротивления), которые так же уникальны, как рассматриваемые особая культура и история акторов»{132}.
На определенном уровне, будь то осознанные политические шаги или слепое отвращение к крестьянству и его образу жизни, государство осознавало, что крестьянская культура по своей природе или потенциалу содержит в себе элементы сопротивления. Для советской власти крестьянская культура была еще одним врагом, которого необходимо ликвидировать.
Кампания против религии и церкви — самая известная и яркая часть наступления на крестьянскую культуру. На протяжении 1920-х гг. активисты компартии, и в особенности комсомола, предприняли ряд попыток искоренить религию на селе, в основном через Союз воинствующих безбожников. В годы коллективизации эти усилия стали отражением тотальной войны против религиозных институтов и символов деревни. Со второй половины 1929 г. коммунисты закрывали церкви, снимали с них колокола и арестовывали священников. 30 января 1930 г. в постановлении о ликвидации кулацких хозяйств Политбюро взяло на себя руководство этой кампанией, приказав Оргбюро издать постановление о закрытии церквей и раскулачивании священников{133}.[15] Запрещались религиозные праздники, многих крестьян вынуждали отдать свои иконы, которые зачастую подвергали массовому сожжению{134}. Работники Щелковского сельсовета Юхновского района Сухиничского округа в Западном крае выстроили иконы в ряд, написали на каждой, что изображенный на ней святой приговорен к смерти «за сопротивление колхозному строительству»{135}, и расстреляли их. На Урале несколько окружных органов управления призвали своих коллег в других округах вступить в социалистическое соревнование на предмет того, кто закроет больше церквей{136}.
15
Постановление ОГПУ от 2 февраля включает священников в список подлежащих раскулачиванию. См.: Неизвестная Россия. Т. 1. С. 238–239.