В. Владимирова, обращаясь к теме Комуча, также подчеркивает тщетность попыток «демократии» «опереться на крестьянство». Она указывает, что часть крестьянства встретила «сочувственно чешский переворот», в первые его дни «произошло некоторое колебание кулацких и середняцких масс в сторону буржуазии». Но уже через пару месяцев господства учредиловцев настроение крестьян резко изменилось{37}.
В сборнике документов и материалов о Самарском Комуче, опубликованном в 1924 г., указывается на факт разного отношения к его власти кулаков, середняков и бедняков: кулаков — сочувственное, большинства середняков и бедноты — резко отрицательное{38}.
В рассматриваемый период выходит немало других работ, в которых тема крестьянского сопротивления советской власти в годы Гражданской войны находит то или иное освещение. Утверждается точка зрения, согласно которой в годы Гражданской войны сформировался нерушимый военно-политический союз рабочего класса и трудового крестьянства. Крестьянские восстания классифицированы как «кулацкие мятежи», инспирированные антибольшевистскими партиями и агентами белых армий. Руководящая роль в этих восстаниях принадлежала кулакам, дезертирам, эсерам, агентам Колчака и Антанты. Историки признают факт участия в восстаниях и крестьян-середняков — из-за их политической несознательности и обмана со стороны подстрекателей. В качестве основных причин «кулацких мятежей» называют продразверстку, недовольство насаждением совхозов, «некорректное поведение» отдельных представителей местной власти{39}.
Применительно к истории крестьянского движения в Поволжье одной из таких работ можно назвать монографию И.А. Колесникова «Военные действия на территории Самарской губернии в 1918–1921 годах» (Самара, 1927). В ней автор характеризует «чапанную войну в Среднем Поволжье» как кулацкое восстание, в которое оказалась вовлечена часть крестьян-середняков, поддавшихся антисоветской агитации. В то же время он указывает, что восстание было обусловлено «измученностью крестьянства в процессе войн», упадком его хозяйства, «жесткой продовольственной политикой советской власти»{40}. В этом же ключе написана работа Б. Тальнова, посвященная другому крупнейшему крестьянскому восстанию в Поволжье в годы Гражданской войны — «вилочному восстанию» февраля-марта 1920 г.{41}
Научная ценность вышеупомянутых работ состоит в том, что в них содержится немало фактического материала, раскрывающего мероприятия центральных и местных органов советской власти по профилактике и ликвидации крестьянских выступлений{42}.
Говоря об историографии проблемы рассматриваемого периода, нельзя не остановиться на литературе русского зарубежья и воспоминаниях видных деятелей антисоветского движения. Так, в вышедшем в свет в 1918 г. под эгидой Самарского Комуча сборнике документов об аграрном движении в Самарской губернии в 1917–1918 гг. опубликованы основные законодательные акты Комуча по крестьянскому вопросу{43}. Он органически дополняет вышедший в 1919 г. там же, но уже в большевистской интерпретации, историко-литературный сборник о деятельности Комуча{44}.
Немало интересной информации об аграрном движении в Самарской губернии в 1917–1918 гг. содержится в публикациях и воспоминаниях одного из видных деятелей Комуча П.Д. Климушкина{45}. Он объяснил нежелание крестьян воевать против большевиков их усталостью от войны, страхом перед перспективой восстановления прежних порядков, насаждаемых в деревне бесчинствующими и не подчиняющимися власти Комуча монархически настроенными офицерами Народной армии{46}.
В воспоминаниях другого деятеля Комуча — Г. Лелевича (Л. Могилевского) сообщается о поддержке крестьянами Самарской губернии на начальном этапе мятежа чехословаков и образованного с их помощью правительства: об организации крестьянских эсеровских дружин, снабжении продовольствием чехословацких войск и т. д.{47}
К истории взаимоотношений Комуча и крестьянства обращается в своей книге еще один его деятель, впоследствии видный сталинский дипломат И.М. Майский. Именно благодаря ему в советской историографии применительно к Самарскому Комучу утвердился термин «демократическая контрреволюция»{48}. По его наблюдениям, крестьянство не проявило «особой активности» в поддержке Комуча в силу своей архаичной натуры. «Крестьянин по натуре архаичен, — писал Майский. — Он большой индивидуалист и очень не любит, когда кто-нибудь вмешивается в его дела, особенно когда кто-нибудь пытается наложить руку на его хозяйство»{49}. Майский констатирует, что деревня, «забывши про политику, целиком погрузилась в свои хозяйственные дела». Крестьяне были довольны, что никто их не тревожит и, на первый взгляд, могло казаться, что они «глубоко сочувствуют власти Комитета». Однако это было не так. Ситуация изменилась, как только Комуч начал мобилизацию крестьян в Народную армию, т. е. попытался заставить крестьян выполнять государственные повинности. Вместо поддержки Комуч получил крестьянское противодействие, вплоть до открытого сопротивления{50}.