— Желаю тебе удачи, девочка, — покровительственно сказал Кри-Кри. — Мне тоже пора возвращаться в кафе.
— Мне-то и подавно некогда здесь болтать, — спохватился Гастон. — Надо еще разделаться с этим, — и Гастон презрительно ткнул пальцем в колодки, — забежать домой, а потом на улицу Маньян, в батальон. Прощай, Мари! Кри-Кри, будь здоров!
Мари, взяв корзину, пошла вдоль баррикады. Некоторое время был еще слышен ее мелодичный голос:
— Купите цветов! Два су букетик, только два су!
Кри-Кри, попрощавшись с Гастоном, сдвинул набекрень каскетку и направился в кафе.
Но не успел он сделать и двух шагов, как его нагнал Гастон.
— Опять ты? — удивился Кри-Кри. — Но что с тобой? — Кри-Кри заметил, что Гастон не то озадачен, не то взволнован.
— Видишь ли… — сказал Гастон, переминаясь с ноги на ногу. — Я хотел тебя кое о чем попросить…
— В чем дело?
— Я не знаю, как ты на это посмотришь, — и яркая краска залила лицо, уши и даже шею Гастона.
Видя смущение Гастона, Кри-Кри заинтересовался еще больше:
— Говори, говори.
— Видишь ли, неизвестно, вернусь ли я с баррикады. Мне хотелось бы…
— Брось мямлить… Говори прямо.
— Я написал стихотворение, и предлинное… для Мари, понимаешь? Целиком ты его все равно не запомнишь, но я хотел бы, чтобы она знала хотя бы четыре строки. Я думал ей прочитать сам, но не решился…
Кри-Кри иронически улыбнулся:
— Ты знаешь, я и сам непромах насчет стихов, но мне и в голову не приходило посвящать стихи… девчонке.
— Так ведь я только на тот случай, если меня убьют, — взволнованно сказал Гастон, и Кри-Кри сразу пожалел о нечаянно вырвавшихся словах.
— Говори, я запомню целиком, — поспешил он заверить друга, — увидишь, я все запомню.
Гастон на мгновенье задумался, как бы припоминая, и затем сказал очень просто, но с глубоким чувством:
Пока Гастон произносил эти строки, Кри-Кри понимающе кивал головой. Затем не выдержал и сказал:
— Только почему «светлый» облик? По-моему, лучше «нежный»… Впрочем, если тебе так нравится, мне все равно, но я бы написал «нежный».
— Ну, повтори, повтори, чтобы я был уверен, — просил Гастон.
— Ладно.
И, преодолевая смущенье, Кри-Кри повторил, стараясь нарочно говорить без выражения, чтобы не проявить излишней нежности.
Лицо Гастона просияло:
— Хорошо! Теперь я могу итти спокойно. Береги Мари!
— Можешь не сомневаться.
— Давай-ка обнимемся на прощанье!
Кри-Кри порывисто обнял друга.
Стараясь скрыть волнение, Гастон высвободился из объятий Кри-Кри и быстро зашагал, не оглядываясь.
Время шло, не считаясь ни с чем. Кри-Кри пора было возвращаться на работу.
Бодрой походкой, напевая песенку, он пошел по направлению к кафе. Но, повидимому, ему не суждено было туда сегодня добраться.
Едва он отошел на несколько шагов, как увидел невдалеке человека, стоявшего в тени густого платана. Притаившись, человек записывал или, может-быть, зарисовывал что-то в свой блокнот.
Наружность и поза этого человека привлекли внимание Кри-Кри.
Наружность и поза этого человека привлекли внимание Кри-Кри.
Он отчетливо видел его тонкий, сухой профиль, орлиный нос, маленькие поджатые губы, подбородок с глубокой ямкой посередине. Темный штатский костюм плотно облегал его мускулистое, крепкое тело. Мальчик сразу невзлюбил короткую красную шею незнакомца, составлявшую резкий контраст с его сухим и нервным лицом.
«Что делает здесь этот человек? Бьюсь об заклад, что он неспроста смотрит на нашу баррикаду! Он ее срисовывает. Не будь я Кри-Кри Бантар, если это не так!»
И тотчас же Кри-Кри оказался возле незнакомца.
— Что вы здесь делаете?
Глава четвертая
ЧЕЛОВЕК С БЛОКНОТОМ
Человек с блокнотом ничуть не обеспокоился внезапным вопросом Кри-Кри. Он спокойно спрятал карандаш в карман и, презрительно глядя на мальчика сверху вниз, процедил сквозь зубы:
— Проваливай!
От посетителей кафе Кри-Кри слыхал много рассказов о бесчисленных версальских шпионах. Из-за благодушия и недостаточной бдительности правительства Коммуны они проникали повсюду и держали Тьера в курсе всех мероприятий коммунаров по обороне Парижа.
— Для чего вы срисовываете баррикаду?
Этот вопрос, видимо, попал в цель.
Человек рассердился. Он нахмурил густые брови, быстро оглянулся направо, налево, как бы оценивая положение, и сделал движение, не оставлявшее сомнения в том, что он не намерен больше здесь оставаться.