Я, Люси Джоан Карлайл родилась, когда Проблеме было официально сорок лет. Она распространилась по всей стране, и в каждом, даже самом маленьком, городишке имелись свои фонари против призраков, а во всех деревнях свои тревожные колокола.
Мой отец работал носильщиком на железнодорожной станции маленького городка на севере Англии, где дома с каменными стенами и шиферными крышами стояли среди зеленых холмов. Отец был невысоким, краснолицым, жилистым мужчиной, он сильно сутулился, а по лохматости мог тягаться с обезьяной. От него всегда ужасно разило крепким пивом, и он жестко наказывал любого из своих детей, посмевших нарушить его покой и молчаливое равнодушие. Если он звал меня по имени, я никогда не откликалась. Мы все невероятно боялись отца. Когда мне было пять лет, он попал под поезд, все что я испытывала тогда, это страх, что он мог вернуться за нами. Об этом случае сообщили в службу регулирования Внезапных Смертей. Приехавшие священники рассыпали железную стружку на том участке дороги, где он погиб, положили серебряные цепи на глаза трупа, повесели ему на шею железный амулет — сделали все, чтобы разорвать связь с его душой. Необходимые меры безопасности были соблюдены. Больше я никогда его не видела. Моя мать говорила, что если бы он мог стать привидением, то это не наша беда, ведь он тогда бы поселился в здешнем пабе.
Днем я ходила в школу — маленькое бетонное здание на окраине городка, рядом с рекой. После полудня играла на заливных лугах или в парке, но всегда одним ухом слушала, когда включат сирену, возвещавшую о комендантском часе, и возвращалась домой до того, как солнце полностью скроется. Обычно я помогала устанавливать дома защиту. Моей работой было расставлять лавандовые свечи на подоконниках, и проверять развешенные амулеты. Старшие сестры зажигали огни и наливали свежую воду в канал под крыльцом. Все было готово к наступлению темноты.
Моя мать (в моей памяти большая, розовощекая и суетливая) была посудомойкой в двух местных крошечных отелях. Ее материнскую заботу вытесняла тяжелая работа и усталость, но у нее оставалось немного энергии на выводок своих дочерей, в списке которых я была седьмой. Днем ее, как правило, не было, а ночью, она, утопая в дыме лаванды, тихо смотрела телевизор. Мама редко уделяла мне внимание, поручив опеку надо мной старшим сестрам. Меня всегда интересовало, как будучи одной из них, я смогла, в конечном итоге, выбрать столь необычный путь.
Каждый знал, что в моей семье есть Талант. Моя мать с детства видела привидений. Две из моих сестер обладали достаточным Зрением, чтобы работать ночными наблюдателями в Ньюкасле, в тридцати милях от дома. Однако никто из них не стал настоящим агентом. С самого начала было очевидно, что я другая. У меня была необычайная чувствительность к причинам возникновения Проблемы.
Однажды, я играла на заливных лугах со своей любимой сестрой Мэри, мне исполнилось, если не изменяет память, шесть, а она была почти одного со мной возраста. Мы потеряли ее мяч среди кустов и долго его искали. А нашли застрявшим глубоко в корнях, липким и грязным. Солнце почти село, поэтому нам скорее пришлось бежать домой. Когда мы были на берегу реки, над полями раздалась сирена.
Мэри и мне стало очень страшно. С младенчества нас пугали тем, что может случиться, если остаться на улице в темноте. Мэри стала плакать. Но я была отважной маленькой девочкой.
— Ничего страшного, — сказала я. — Еще слишком рано, а, значит, они слабые, как младенцы. Вряд ли они есть, где-нибудь рядом.
— При чем тут это, — ответила сестра. — Мама. Она побьет меня.
— И меня тоже.
— Я старше, поэтому достанется только мне. Она меня ужасно побьет, Люси.
Честно говоря, в этом я сомневалась. Наша мать мыла посуду девять часов в день, преимущественно вручную, от этого руки ее стали напоминать двух розовых поросят. Один материнский шлепок означал, что задница будет болеть неделю.
Мы торопились в мрачной тишине. Вокруг толпились камыши, хлюпала грязь, серые сумерки стремительно сгущались. Впереди, у подножья холма замерцали городские огни, это было и предостережением, и маяком для нас. Мы воспряли духом, уже видны заросшие травой ступеньки, ведущие на дорогу.