Точно огонь горит эта красная страница календаря. Красные цифры и буквы: Сентябрь. 15. Воскресенье.
Ольга Константиновна подошла к окну. Прикоснулась лбом к холодному стеклу. И вдруг сквозь темноту она увидела что-то блестящее, яркое, точно блеск сабли.
— Господи, до чего я нервной стала, — пробовала себя успокоить.
И вдруг в разыгравшемся воображении промелькнула фигура Алексея, его тусклая сабля, страшное лицо чужого всадника, вот оно склоняется близко, совсем близко к милому лицу Алексея. Вот в чужой руке мелькает что-то страшное, неумолимое, острое. Господи! Помоги!.. Может быть, он сейчас умирает там…
Сейчас должны заиграть часы — молнией пронеслось в ее мозгу.
И вдруг Ольга Константиновна быстро, точно опасаясь какой-то неминуемой опасности, кинулась к столу, стала на него и сорвала со всей силы старинные екатерининские часы.
Раздался страшный звон. Разбитые часы упали на пол.
Ольга Константиновна, затаив дыхание, стояла, боясь пошевельнуться, и вдруг она ясно услышала протяжный, грустный, неумолимый звон, грустную и больную музыку, исходящую из осколков разбитых часов. Ольга Константиновна почувствовала какую-то боль в сердце, острую, пронизывающую. Ей сделалось дурно.
В четверг, 19-го сентября, мисс Плигвис вошла в комнату Ольги Константиновны с распечатанной телеграммой в руках. Ольга Константиновна лежала на кровати заплаканная, бледная.
— Он убит? — тихо спросила она.
Мисс Плигвис подала ей телеграмму.
В ней было написано:
«Мисс Плигвис, передайте осторожно Ольге Константиновне, что Алексей зарублен 15 сентября, вечером, во время разведки на моих глазах саблей венгерца. Одно утешение — я отомстил. Венгерец пал от моей руки.
Крундышев».
Н. Чапыгин
КРИЧАЩИЕ ЧАСЫ
Илл. С. Лодыгина
Молодой человек лежал на кровати и читал книгу. Одна его нога была обута в штиблет, другая в серый заношенный чулок.
Лампа без колпака, стоявшая на стуле перед кроватью, отбрасывала на светлую стену крупную тень головы — тень взъерошенную и остроносую. На деревянном плоском сиденье стула мелодично постукивали карманные часы — черные, с большим циферблатом. Перед читающим книгу кошмарно и ясно вставали мертвецы из могил — ему чудилась ночь, сырая и беззвездная. Мертвецы переписывали надписи на своих памятниках, восстанавливая правду, хвалебно искаженную живыми. А вот и она! Она вышла из могилы и тонкой нежной рукой стерла то, что было написано им: «Она любила, была любима и умерла». А нежная рука покойницы написала: «Он меня любил — я вышла из дома, чтоб обмануть его, было сыро — я простудилась и умерла».
— Нет, нет ты не оттого умерла, что хотела обмануть! А впрочем, я пойду узнать!..
Молодой человек сел на кровати и прислушался, всматриваясь с усилием в маленький циферблат часов тусклыми глазами, прислушиваясь все напряженнее к торопливо стучащему сердцу механизма, и ему казалось, что медленно, с каким-то затаенным коварством, ползет по циферблату длинная минутная стрелка, незаметно крадется приземистая часовая и, лихорадочно вздрагивая под ударами стального пульса, перебегает секундная в ровно и тесно очерченном круге.
— Ах, это не те часы! те бьются во мне, но мне их не достать. — Он скрючил пальцы рук и приставил их, холодные, к груди. — Вот настоящие часы. Они иногда хотят закричать звонко, дико, а этого не надо… сбегутся люди, схватят… не надо! Пойду узнать правду… Нет, не то — пойду… — прибавил он шепотом, — встретить ее… она такая робкая, дойдет до двери и будет стоять, плакать в темноте, потом уйдет, не повидавшись со мной…
Молодой человек вскочил, надел пальто, шляпу и, сунув неодинаково обутые ноги в глубокие калоши, вышел на улицу. На улице было холодно, он поежился и притопнул правой ногой — она сильно зябла.
Тусклыми глазами жадно всматривался в лица встречных женщин, но тут ему мешают видеть и слепят издалека бегущие белые глаза автомобиля. На улице, такой ровной, мутно-белой, с мягкими короткими тенями, запрыгали светлые волны и черные длинные тени от лошадей и людских фигур. Скоро померкло все — автомобиль пробежал мимо. Человек покосился на перекресток улиц — на перекрестке стояла решетчатая жаровня с дровами, около нее, на фоне рыжего марева, толпились черные люди.