Я прижимаюсь бедрами к его твердому члену, и вся сжимаюсь вокруг его пальцев, которые растягивают меня изнутри.
— Нетерпеливая маленькая шлюшка, не так ли? — он мурлычет. — Тебя возбуждает то, как сильно я тебя хочу?
Ощущение его возбуждения, вдавливающегося в мою спину, заставляет меня терять голову, едва не доводя до безумия. Его слова разрушают остатки моей воли, и я чувствую, как теряю контроль над собой. Стыдно признаться, но я уже на грани того, чтобы кончить.
Будто прочитав мои мысли, он резко вынимает пальцы, оставляя меня в замешательстве и проводит рукой перед моим лицом. Блестящие нити расходятся между его пальцами, когда он раздвигает их. А потом, без предупреждения, он засовывает их мне в рот. Я обхватываю его толстые пальцы губами, обволакивая их языком, ощущая смесь своих соков и мягкой кожи.
Он хмыкает, проталкивая их глубже в мое горло.
— Хорошая девочка. Может, покажешь, на что еще способен твой прелестный ротик?
Он вырывает у меня подсвечник из рук.
— Или, может быть, ты хочешь, чтобы я трахнул тебя этим?
Ответить я не могу, ведь мой рот занят пальцами, слюной и собственным возбуждением. Я все еще не отошла от его пальцев внутри меня и полного оцепенения от другого мужчины в маске. Но в основном потому, что он прав, я отчаянно хочу быть наполненной, и мысль о том, что он трахает меня старинным подсвечником, заставляет мою киску болеть от потребности.
Ослабив хватку, он убирает пальцы и ведет меня в другую спальню — поменьше, но ярко освещенную множеством свечей.
— На колени, малышка, — указывает он на темно-зеленый пуфик у окна. — Вон туда.
Я стою на коленях, опираясь на подоконник и вглядываюсь в темноту за окном. Все кажется нереально спокойным, словно перед внезапным ужасом в фильме. Единственный звук — приглушенный гул баса, отдающийся вибрацией в пол. Когда поднимаю взгляд, в отражении я вижу маску Уэса, властную и таинственную.
— Ты чертовски идеальна, знаешь? — его голос, словно медленная пытка, заставляет меня вздрогнуть от желания. — Давай это исправим. Хочу, чтобы ты вся была моя. Смотри в окно, милая.
Он опускается на колени за моей спиной и погружается между моих бедер. Его горячее дыхание ласкает мою киску, заставляя вздрогнуть, а язык скользит по мне, вызывая сладкую дрожь.
— Боже… — хриплю я, сжимая пальцы на подоконнике.
— Бога здесь нет, милая. Только твой дружелюбный серийный убийца, — он усмехается, и что-то холодное скользит по моей коже, цепляя ткань трусиков. Я напрягаюсь, от знакомого ощущения прикосновения лезвия к моей плоти, а мысль о том, что он разрежет мою кожу, одновременно возбуждает и пугает. Он сжимает в кулаке трусики в выемке над задницей и разрезает их. — Так-то лучше.
Я представляю, как он любуется своей работой, но резкий шлепок ладони о мою киску возвращает меня к реальности, заставляя задыхаться.
— Сегодня эта пизда принадлежит мне, и я буду использовать ее по своему усмотрению.
Шлепок.
Я вдыхаю глубже, наслаждаясь жгучим ощущением.
— И она слишком чертовски красива, слишком чертовски моя. К утру ты не узнаешь ни себя, ни свои желания.
Я упираюсь в подоконник, мои бедра подаются назад, когда Уэс прижимается ко мне. Я шире раздвигаю колени, чувствуя, как его голова опускается между моих ног. Откинув голову назад, я закрываю глаза и выгибаю спину в отчаянии, пока он ласкает мою щель — жестко, настойчиво и безжалостно, пока не захватывает клитор зубами, и из меня вырывается дикий стон.
— Ммм, такая мокрая для меня, — он держит что-то холодное и острое у самого входа. — Не двигайся, если не хочешь, чтобы я разрезал идеальную маленькую пизду.
Мой первый инстинкт — обернуться и выхватить нож, но я застыла, боясь даже дышать, чтобы не порезаться. Нелепо, учитывая мое прошлое.
— Расслабься, — его голос звучит мягко, почти успокаивающе. — Я мог бы легко разрезать твою нежную, идеальную киску. Представь, как мой нож будет проникать все глубже и глубже. Представь, как приятно трахать холодную, твердую сталь, когда она пронзает твои внутренности, убивая тебя медленным, мучительно прекрасным способом.
Дыхание сбивается, страх и возбуждение переплетаются в один острый коктейль.
Он прижимает лезвие к коже, холодное, острое, и я содрогаюсь. Он медленно вводит нож глубже, увеличивая давление, и я чувствую, как острие почти прорезает кожу. Каждый миллиметр — игра на грани боли и наслаждения. Мой организм непроизвольно сжимается вокруг лезвия, отзываясь на мучительное вторжение.