Ему идёт чёрный.
Лидия чувствует перебой сердечного ритма и торопливо отводит взгляд, чтобы не видеть, как губы Питера растягивает кривая ухмылка, когда он высоко поднимает голову и смотрит на неё, как на попавшегося в капкан оленёнка. Он что-то знает. Он знает, что с ней происходит.
— Не нужно играть с нами, — шипит Скотт, делая полушаг вперёд.
Хейл молчит всего пару секунд, прежде чем оторваться от Лидии и обратить всё своё внимание на МакКолла.
— Ты слишком скучная игра, Скотт, — он вальяжно поднимается с дивана и опирается задницей о крепкий стол перед окном, складывая руки на груди. — Я не Дерек, моему племяннику нравится носиться за вашей стайкой мигрирующих мальков. Ему нравится, как вы рассыпаетесь и собираетесь обратно, если побеспокоить воду в вашем болотце. Мне же нравится интрига, а здесь её нет.
Она может поклясться, что Питер снова смотрит на неё, но вместо этого Лидия лишь отворачивается и обхватывает себя руками, успокаиваясь гулом в собственной голове. У неё в носоглотке густеет привкус смерти. Как толстый и мясистый червь. Запах лекарств и страха, горечь на кончике языка. Где-то недалеко умирает человек. От старости или передозировки.
— Идём отсюда, — произносит она севшим голосом. — Он ничего не знает.
Он ничего не скажет.
Последний взгляд Хейла полон любопытства. Питер смотрит на Лидию, прикусив нижнюю губу и слегка щурясь. Он словно шепчет: я знаю, что ты знаешь.
Она быстрым шагом выходит из лофта, пытаясь отогнать от себя ощущение, что всё это — не более, чем проверка. Испытание её на прочность. Интрига программы с Питером Хейлом в роли ведущего: когда же Лидия позволит себе поймать его за окровавленную руку? Когда она сдаст его своим друзьям, чтобы они распяли его на своей дыбе правосудия?
— Очень сомневаюсь, что он… эм-м, такой невинный, каким пытается себя показать, — бубнит Скотт, когда они садятся в машину и захлопывают за собой дверцы.
— В следующий раз возьми с собой Стайлза, — отвечает Лидия.
" Я больше туда не вернусь.
Я больше не могу.
Я хочу покончить с этим.
Мне это необходимо. Неизбежно. Я слышу, как детонатор отсчитывает секунды. Красный провод, синий провод — хватай и выдирай с корнем оба сразу".
— Ты в порядке?
Тик. Тик.
Тик.
Само это не пройдёт. Она не прекратит это.
— Разумеется, — Лидия расслабляет руки, позволяя им упасть на колени. — Просто поехали, меня дрожь пробирает от этого места.
По соседней улице, вопя сиреной, пролетает машина скорой.
Питер находит её в церквушке на отшибе через четырнадцать с половиной часов после их с МакКоллом визита в лофт.
Наручные часы показывают половину четвёртого утра.
Машина Лидии припаркована в отдалении, на трассе. Церковь возвышается из полной темноты в полную темноту, и Питер почти не ощущает дискомфорта, протягивая ладонь и толкая тяжёлую дверь. Это место почти не давит сознание, почти не душит и не наслаивается сверху, образуя огромный, неподъёмный груз из плавленных свечей и необъяснимой тяжести, которой, вроде как, не должно быть в месте, где практически пахнет Богом.
Запах девчонки приводит его сюда прямо из квартиры.
Прямо из постели.
Он усмехается, останавливаясь сразу около закрывшейся за спиной двери и склоняет голову набок, глядя на единственную фигуру в душной полутьме круглого зала, заполненного высокими оплывшими воском подсвечниками. Прямо на фоне распятого Иисуса, купающегося в огнях зажжённых свечей, Лидия стоит на коленях, сцепив руки и говорит с кем-то так отчаянно, как говорил бы умирающий на смертном одре.
Питер никогда не наблюдал за ней религиозных наклонностей, но картина, открывшаяся взору не кажется странной. Не всегда нужно верить в Бога, чтобы быть уверенным: где-то существует ад и существует рай — наверное, именно поэтому Лидия Мартин здесь.
Занимает себе уютный уголок, где-нибудь в райских садах.
Просто так люди здесь не появляются.
Это заставляет Питера нахмуриться, делая медленные шаги по небольшому проходу между двумя широкими рядами жёстких скамей. На подсознательном уровне он избегает смотреть в глаза глядящих со стен образов.
— Ты всё делаешь неверно, — говорит очень тихо, но плечи Лидии всё равно вздрагивают.
Она резко встаёт и резко разворачивается, а Питер останавливается, не доходя до неё нескольких шагов.
Глаза девчонки воспалены, на светлых щеках пролегли тени — он не может понять, то ли это размазалась тушь, то ли она настолько извела себя, что совершенно лишилась сна. Они смотрят друг на друга несколько долгих секунд, а затем Питер обходит её, поднимается на невысокий мраморный постамент и с усмешкой смотрит на застывшую на лице Христа муку.