Он еще не нашёл их.
— Я спас мир, — сказал он вслух. — Мы спасли мир, — поправил он себя. — Потому что у меня не хватило сил принять это решение в одиночку. Тем не менее, мир был спасён. Мир, который, хотя и не лишён проблем, как и любой другой мир, продолжает процветать на службе у Императора.
— И многие скажут, что я потерял свою душу в процессе…
— Но разве это не та цена, которую стоит заплатить? Хотя потеря одной души может стать причиной для скорби, но не перевесит ли она миллиарды, в своё время миллиардами и миллиардами потенциально спасенных? Добрыми и верными делами многих, кто в противном случае умер бы или никогда не родился?
— А со временем, возможно, даже та единственная душа получит искупление?
Вен Бруин наклонился вперёд, нахмурившись глядя на свет.
— Я задаю этот вопрос вам, ибо Император знает, что я сам долго размышлял над ним. Вопрос, который как я полагаю, проникает в самое сердце того, кто мы есть и во что верим. Вопрос, воплощением которого являются не кто иные, как знаменитый Корпус Смерти Крига.
— Много лет назад один человек с Крига, верный и добросовестный, столкнулся с дилеммой, схожей с моей. Он был храбрее меня, ибо его жертва была больше, и всё же он сделал свой выбор в одиночку, и по сей день его имя почитается потомками. Криг во всем следует примеру полковника Юртена. Когда перед нами встал тот же выбор, что и перед ним…
Он глубоко вздохнул, задержал дыхание на некоторое время, а затем выдохнул.
— В скольких битвах, на скольких мирах участвовал Корпус Смерти? — размышлял он. — Сколько еретиков, мутантов и ксеносов они уничтожили? Сколько людей живёт сегодня под светом Императора благодаря им? Криговцы ищут искупления, но за что? За грехи своих предков, говорят они. За Председателя и его совет, за те заблудшие души, которые они сбили с пути. Но как же их герой, их спаситель? Что с Юртеном? И что, если уж на то пошло, с ними самими?
Вен Бруин сделал более долгую паузу. Он налил себе стакан амасека и сделал из него глоток. Он так долго ждал, прежде чем заговорить обо всём этом. Возможно, слишком долго. Единственный человек, знавший его секрет, полковник Крига, который способствовал его миссии в Аратроне, и которой был убит в бою три месяца спустя. С тех пор его сменили ещё четверо, или больше? Трудно было отличить одного от другого.
Он вернулся на свое место.
— Я служил с Криговцами, жил с ними тринадцать лет, и всё равно мне кажется, что я их почти не знаю. Я никогда не слышал, чтобы кто-то говорил о своём… происхождении. Полагаю, вы знаете об этом столько же, сколько и я, не больше, чем отметила инквизитор Ларрет тысячелетия назад. Давным-давно…
Перед его мысленным взором возникло лицо дознавателя Феррана, изображённое с привычной хмуростью. Вен Бруин обучал его, воспитывал, но так и не смог помочь понять.
— Возможно, пришло время вернуться к этому вопросу, — согласился он. — Возможно, время уже пришло. Это, конечно, ваша прерогатива, и, возможно, если представить свежую информацию, заключение Высших Лордов будет несколько иным. Но я спрашиваю вас, призываю подумать, кто выиграет от этой инквизиции?
— В лучшем случае Криговцы согласятся с вашими суждениями о них, что вы знаете волю Императора лучше, чем их спаситель, и они добровольно пойдут на виселицу. В худшем случае, вы разожжёте войну, которая может длиться поколениями. В любом случае, мы потеряем бесценный ресурс. Когда нам кажется, что наши враги превосходят нас числом, пополняя свои силы быстрее, чем мы могли себе представить, тогда…
Он решил не продолжать эту мысль.
— Подумайте об этом, — предложил Вен Бруин. — Криговцы хорошо осведомлены о… скажем так, нетрадиционной практике их мира, и это ещё один источник позора для них. Это одна из причин, по которой они так мало ценят свои жизни. Они считают свои недостойные души справедливым обменом на спасение многих других. Можно сказать, что Криговцы берут наши грехи на себя… — он подумал об одиноком солдате в маске, неподвижно стоящем в центре подземной камеры. — …поэтому остальные из нас, если нам очень повезёт, если на то будет воля Императора, не запятнают свои руки.
— Мой вывод совпадает с выводом инквизитора Ларрет. Хотя со времени её расследования прошли века, я всё равно считаю, что ничего особо не изменилось. Я считаю, хотя это и противоречит всему, что я когда-либо знал, всему, за что выступает наш Ордо, что некоторые секреты должны быть скрыты даже от наших глаз.
— Полковник Юртен был солдатом Императора. Его вера была тем, что его определяло. И он создал свой народ по своему образу и подобию, Корпус Смерти Крига — это то, что создал сам Империум. Можно сказать, что они его неизбежный продукт, и его чистейшее проявление. И мы нуждаемся в них. Поэтому есть вопросы, которые никогда не следует задавать им, и ответы, которые мы никогда не должны слышать, чтобы они не раскрыли то, что мы не хотим видеть в себе.
— Я пришёл к заключению, что вся наша философия держится на этой тонкой нити.
Вен Бруин не мог уснуть.
Пиктограмма лежала на столике у его кровати. Слова, которые он произнес в неё, слова, которые составят его наследие, кружились в его голове. Завтра он, скорее всего, сотрет их и начнёт всё заново. Он всегда так делал.
Он откинул простыни, спустил босые ноги на холодный пол и вышел в соседнюю комнату. Он потянулся за прибором. Вен Бруин подумал, что сначала посмотрит свой собственный отчет, возможно, сделает заметки о том, как его можно улучшить.
Вместо этого он открыл заднюю крышку диктофона и вынул кристалл памяти.
На его место он вставил другой, копию записи, хранящейся в самом глубоком хранилище его Ордо. «Частичная копия…» Он отметил руны на панели управления диктофона, и из его внутренностей снова вспыхнул свет. На этот раз он слился в фигуру высокой, суровой, беловолосой женщины. Она была облачена в древние силовые доспехи, украшенные печатями чистоты.
Хотя на самом деле её не было, а был лишь полупрозрачный образ, он всё равно, через пропасть веков, чувствовал на себе осуждающий взгляд инквизитора Ларрет.
Он снова отметил руны управления. Образ Ларрет прыгал и мерцал, пока он искал цитату, чтобы вдохновиться. Он хотел ещё раз услышать о её визите на Криг, но он знал, что этот раздел её отчета подвергся самой строгой цензуре. Он остановился на её рассказе о первой встрече с людьми Крига.
— Планета была мертва, — произнесло изображение Ларрет. — Каждое сканирование подтверждало это. Как могло случиться, что корабль только что…
Вен Бруин перемотал вперед.
— …Не обнаружила никаких деформаций в позах людей Крига. И всё же, что-то в них… — он перемотал. — …удивительная причина скрывать от нас свои лица. Я предположила, что возможно они боялись, что мы… — изображение снова ускорилось.
— «Как вас зовут?» — спросила я его.
Он позволил записи продолжаться.
— Полковник Крига слегка наклонил голову. Он выглядел так, словно не понял вопроса. Это только придало мне решимости, что на этот раз я не потерплю его уклонений. Я пристально смотрела на него. Я надеялась, что мои глаза произведут на него впечатление, хотя я и не могла видеть его глаз. И наконец он дам мне ответ, — оглядываясь назад, я понимаю, что, возможно, это единственный ответ, которого мне следовало ожидать.
— «Меня зовут», — медленно ответил мне полковник Крига, словно он только что сам это осознал. — «Юртен».
949. М40. ВОЗРОЖДЕНИЕ
Планета не была мертва. Не совсем. Ещё нет.
Просто случилось так, что её кремировали. И похоронили.
Её изрытая поверхность была припорошена серым пеплом. Она была завалена мотками колючей проволоки, стрелянными гильзами и проржавевшими тушами некогда гордых танков и орудийных платформ. Это был пепел вековых войн. Пепел также вихрился вокруг сухих костей, лишённых одежды и оставленных гнить там, где они упали.
Небо было таким же серым, как и земля. Остовы городов-ульев торчали на горизонте, пепел клубился вокруг их разрушенных шпилей. Оставшиеся источники воды были чёрными и застывшими. Криг находился в безжалостных тисках зимы, которая длилась уже пол тысячелетия и не подавала признаков ослабления. Ядерная зима. И всё же…