Для меня же этот переезд означал возвращение в Германию, порядочно приевшуюся за те долгие годы. Мне хотелось побыть дома.
Уговоры продолжались. Один из беседовавших со мной, видимо, любйтель рыбалки и охоты сказал, что залив богат рыбой, а на косе много дичи.
— Вот только обком партии наложил запрет на посещение косы. Даже туристам нужно истребовать разрешение, чтобы пройти по ней. Но думаю, вы найдете общий язык. Кому, как не вам, работать в Восточной Пруссии…
Уговорили. К тому же у меня не складывались отношения с тульским начальником — Полубинским, коньюнктур- щиком, с которым я работать не мог. В бытность Шеле- пина и Семичастного он нос держал по ветру, комплектовал руководящий состав только из комсомольских работников, претендовавших сразу на высокие должности, разгоняя и увольняя неугодных ему оперативников.
— Ты попал в тираж, — объявил он мне на первой же беседе. — Тебе уже за сорок.
— Что же я, лотерейный билет? Никому не нужная бумажка?
— У тебя с фронтовыми наберется на пенсию.
Разговор прервал телефонный звонок.
— Та ничего особенного, — отвечал Полубинский, откинувшись на спинку кресла с телефонной трубкой в руке.
— Отвоевался солдатик. Ха, ха, ха… Привезли в цинковом гробу. Много шума из ничего. Все будет в ажуре. На всякий случай пошлю наряд.
Я не мог больше слушать этот разговор. Видимо, у кого- то в обкоме вызвали беспокойство предстоящие похороны откуда‑то привезенного погибшего солдата. Вышел.
…Случилось неожиданное. Комитет госбезопасности возглавил Ю. В. Андропов. Нас, сорокалетних «стариков», оставили в покое. Полубинский стал слащаво заигрывать с теми, кому он объявил об увольнении, и запел по–другому, но оставаться с ним я не мог.
…Вскоре после переезда в Калининград, меня на беседу пригласил секретарь обкома, Коновалов Николай Семенович. В просторном, темноватом кабинете сидел за большим столом в белой рубашке при галстуке пожилой мужчина. Он не встал и не вышел мне навстречу, как это было везде в подобных случаях. По его жесту рукой я уселся в мягкое кресло. Беседа началась с рассказа о работе в ЦК партии и как его направили в Калининград. Потом он заговорил о бывшей Восточной Пруссии и проблемах обустройства Калининградской области, которые придется решать. Область была заселена переселенцами из России и Украины, однако долго они не задерживались. Как только осложнялась международная обстановка, особенно в Германии, сразу же ощущался заметный отток населения: контейнеры на железных дорогах разбирали нарасхват, бросали все и уезжали.
— Немцы здесь сидели столетия, постоянно угрожая Руси, но не знали, на чем сидят. Мы тут нашли нефть, добываем янтарь. Они загалдели о старинном Кенигсбергском университете, в котором преподавал Кант. Там мы открыли университет, восстановили зоопарк, отстраиваем разрушенный город.
Мне пришлось сказать, что Калининград все же производит впечатление запущенного города. Особенно бросается в глаза неухоженность района, застроенного особняками, коттеджами.
— Что вы хотите… Мы здесь еще и тридцати лет нет, — не совсем понравилось Коновалову мое замечание. — Когда я работал в ЦК, мне приходилось бывать с проверками в Туле. Старинный город с Кремлем, а как запущен. Я не видел нигде ничего подобного. А что там за магазины? Какие‑то забегаловки. Я стыдил тульских товарищей. А посмотри у нас… Одни «Дары моря» чего стоят, «Янтарь»… На диво всему миру.
Да, это были хорошие магазины, заваленные свежей рыбой и янтарными изделиями. Такими магазинами можно было гордиться. Коновалов спросил меня о работе. Оживился, когда я сказал, что воевал в Восточной Пруссии,
награжден медалью «За взятие Кенигсберга», пришлось работать много лет в Германии, в разведке.
— Поэтому и направили к нам. Кого же еще…
— Наверное. Дети посмотрели на дома с черепичными крышами и сказали: «Снова приехали в Германию».
— Нет, нет, — улыбнулся Николай Семенович. — В'наш Калининград. У нас тут агентура, безусловно, есть. Но вот что‑то разоблачений нет. Не может быть, чтобы немцы не засылали к нам агентов. Они спят и видят Кенигсберг и Восточную Пруссию. Здесь же короновались в замке прусские короли, отсюда совершали набеги на славян. А это славянские земли! От того замка остался только фундамент, а Пруссии больше нет.
Западные немцы, восточно–прусские землячества в ФРГ, постоянно напоминали о себе калининградским властям. Слали письма «бургомистру Кенигсберга» по самым различным вопросам. Требовали справки о работе, запрашивали сведения о родственниках, об оставленном имуществе и захоронениях. Не получив ответа, совершали нелегальные набеги из Литвы, раскапывали свои тайники, оставленные при выселении из Восточной Прусии, забирали посуду и другую утварь.