— Ваша задача, как я уже говорил, постараться предотвратить заброску диверсионных групп в наш тыл, — ответил мужчина. — Это если говорить в самых общих чертах. Что же касается частностей…
Вероятно, у мужчины была такая манера вести разговор: вначале — сказать несколько многозначительных фраз, а затем — умолкнуть и ожидать реакцию собеседника. Вот и на этот раз он явно умышленно оборвал фразу буквально-таки на полуслове. Он ждал, что скажут его собеседники — майор Стариков и капитан Лысухин. Это был умело построенный разговор, со всеми психологическими нюансами и подходами.
— Отчего-то мне кажется, что эти самые частности — и есть самое главное, — сказал Лысухин.
— Вам правильно кажется, — одобрительно произнес мужчина.
— Тогда мы вас слушаем, — сказал на этот раз Стариков.
— В том-то и проблема, — произнес мужчина, — что частностей пока нет. Есть только самые общие пункты операции.
— Какие же? — спросил Стариков.
— Для начала вам нужно попасть в этот лагерь, — спокойным, даже, кажется, чересчур спокойным тоном произнес мужчина в маскировочной одежде.
— Хм! — проговорил Лысухин. — Это каким же таким удивительным образом?
— В качестве военнопленных, — все тем же нарочито отстраненным тоном произнес мужчина.
— Виноват… — начал было Стариков, но Лысухин его перебил.
— Это каких же таких военнопленных? — В голосе Лысухина ощущалось одновременно и удивление, и возмущение, и негодование, и искреннее непонимание.
— Вам нужно будет сдаться в плен и постараться угодить в тот самый лагерь, который находится в Астаповичах. — Голос мужчины по-прежнему был ровен и бесстрастен. — Это один из пунктов нашего плана.
Какое-то время ни Стариков, ни Лысухин не говорили ничего. Оно и понятно — уж слишком неожиданными были слова их собеседника. Первым, конечно же, опомнился Лысухин.
— Вот как — сдаться в плен! — ядовитым тоном произнес он. — Мне, капитану Лысухину! Разведчику!
— Сейчас вы — не разведчик, а оперуполномоченный Смерш, — спокойно парировал собеседник в маскировочной одежде.
— А может, сейчас я заодно и не Евдоким Лысухин? — Капитан в порыве чувств даже вскочил с места. — Ну, так поведай мне, кто я теперь такой на самом деле? А заодно поведай и о себе — кто ты таков? И какое ты имеешь право говорить мне такие слова! Да я и без того знаю, кто ты такой! А потому пошел бы ты с такими своими предложениями сам знаешь куда! Или может, тебе все же уточнить подробный маршрут?
Все эти слова хоть и были сказаны в запальчивости и праведном гневе, но, как ни крути, все же являлись прямым, откровенным и неслыханно грубым нарушением субординации. И за это Лысухина должна была ожидать неумолимая строгая кара — стоило лишь мужчине в маскировочной одежде шевельнуть пальцем. Но похоже, он этого делать не собирался. Более того, мужчина одобрительно отнесся к такому выпаду Лысухина. Он переглянулся с полковником Корчагиным, затем щелкнул пальцами и впервые за все время разговора рассмеялся.
— Капитан Лысухин во всей своей красе! — сказал мужчина, обращаясь к полковнику Корчагину. — Что ж, и хорошо. Значит, мы не ошиблись в выборе.
Перестав смеяться, мужчина посмотрел на Лысухина и сказал:
— Если бы вы после таких моих слов повели себя как-то иначе, то на этом наш разговор и закончился бы. Вы нам нужны такой, какой вы есть. Даже не так: такой, какой вы есть, вы нужны Родине. Вот так в данный момент стоит вопрос…
Эти слова оказались для Лысухина настолько неожиданными, что он не нашелся даже, что сказать на них в ответ. Он лишь криво усмехнулся. Неожиданными такие слова оказались и для Старикова, и он долгим и внимательным взглядом посмотрел вначале на мужчину в маскировочной одежде, а затем на полковника Корчагина.
— Теперь будем говорить серьезно и обстоятельно, — сказал мужчина в маскировочной одежде. — Вы, конечно, понимаете, что мы не предлагаем вам сдаться в плен ради самого, так сказать, плена. Повторяю: ваша сдача в плен — это часть разработанного нами плана. Часть разработанной нами операции, точнее говоря. То есть это та же война, но в других условиях. И условия эти куда как сложнее и опаснее, чем, скажем, война на передовой. Там вы должны будете действовать в одиночку, без чьей-либо поддержки, без товарищеского плеча и в непосредственном соприкосновении с врагом. Рискуя при этом быть разоблаченным в любую минуту. Да-да, товарищи офицеры, это — тоже война. Воевать, как вы понимаете, можно по-разному. Мы Смерш, и у нас свои правила ведения войны. Привыкайте… Вы что-то хотите сказать, товарищ майор? — Мужчина взглянул на Старикова.