Хлопнула выстрелом дверь. Мир рухнул назад оглушительным всплеском листвы за окном, застучавшими ветками, ломающими и крушащими всё вокруг. Корни шершавыми змеями выбирались наружу, помогая покидать привычные места деревьям, устремившимся прочь из города в своё первое величайшее путешествие. Поблизости затрещала просевшая машина. Ветром сорвало, поволокло и зашвырнуло на крышу мокрое бельё. Туда же закинуло мусорный бачок, забытые детские игрушки, банки с вареньем, остывавшие на чьём-то подоконнике, старые стулья, шахматную доску, газеты, герань, облупленный скворечник, кактусы в горшках, кастрюли, метлу, собачью миску, резиновый крылечный коврик и множество другого, уже невидимого из-за поднявшейся посреди двора песчаной бури. С раскатистым грохотом рухнул старый сарай. Несколько досок тут же поднялись в воздух и улетели на юг в быстро темнеющие тучи. За ними, как настоящая летающая тарелка, стартовал вверх продуктовый киоск, рассыпаясь хлебами и проделами, засеивая город гречневой, рисовой и пшеничной крупой, тут же пробивавшейся сквозь асфальт невозможными побегами. Взрывались окна, разбрызгивая стеклянные ошметки. Кругом скрипело, визжало, орало и лаяло. Как завершающий аккорд, с неба долгожданно, спасительно хлынули потоки воды, очищая и обновляя, смывая реальность, как неудавшуюся акварельную картинку.
Где-то далеко в лесу лопнуло и проросло мое заветное зёрнышко, рванувшись сквозь толщу земли вверх — в небо, к благословенным звездам. И Лес раскрылся и принял меня. Как в первый раз, как в последний раз, заживляя и преображая, помогая простить и понять, так нестерпимо остро ощутить, что никогда и ничего не было утеряно, что запредельная истина бытия — основа основ — всегда пребывала во мне, горела во мне, звала с каждым ударом неугомонного сердца. Я существовала и буду существовать всегда, разлетаясь во Вселенной мириадами звёзд и снова соединяясь в прозрачно текущую каплю дождя, проявляясь в зовущем прикосновении ветра и шорохе жёлтых трав, в первом крике ребёнка и полёте взбалмошной стрекозы. Пусть правит миром Любовь. Пусть каждому будет дано пройти свою Дорогу дорог, ведущую к маленькому зёрнышку истины в душе, из которого когда-нибудь произрастёт Великий Лес.
Прошло несколько лет с тех пор, как исчезла Динни, а Васька приходил и приходил на заветную поляну, падал ничком в траву и слушал. Вот опять шаги где-то рядом, и стебли едва уловимо дрогнули и зашуршали. Мягкая нежность ветра напомнила знакомые руки.
— Дин, ты ведь слышишь меня, я знаю. Всё как будто было вчера. Прости…
Юркая фиолетовая птичка сегодня подобралась чуть ближе. Склонив крошечную головку набок, изучала его глазками-бусинками.
Вдруг, качнув ветку, вспорхнула и неожиданно уселась прямо в подставленные ладони.
Кажется, прошла целая вечность или один удар сердца. Птичка раскрыла клюв и выронила продолговатое семечко.
Побег вырос стремительно, выбрасывая сочные листья, прямо на глазах вытягиваясь вверх, и завершился белоснежно-золотистым бутоном. Пришла смешная мысль про Дюймовочку, и цветок не заставил себя ждать, с влажным шелестом разворачиваясь навстречу солнцу и сказке.
Тоска… Непобедимая тоска, всемогущая, всепожирающая… Толстое стеклянное отчуждение, упавшее тесным куполом: трудно дышать, невозможно думать, тягостно жить… Слышишь гулкий стук моей бьющейся души? Где ты, отзовись? Одному не пробиться, не раскинуть крылья… Что мы ждем и что ищем? Смотри! Капелька за капелькой утекают минуты нашего бессмертия, прозрачные стеклянные слёзы, крошечные кирпичики одиночества. Льются, льются, текут, сливаясь, переливаясь и сворачиваясь душным кольцом великого Змея Печали, хранителя потерь и утрат.
ГЛАВА 1. Васька
Цветок пел. Хотя тот необыкновенный, мелодично шелестящий звук, с которым выбрасывались листья, вряд ли можно было назвать музыкой в прямом понимании этого слова.