- Такими, как он?..
- Он намного старше тебя.
- И что же!? - едва не задохнулась от гнева девушка. - Возраст ничего не значит!
- Значит, - упрямо возразил Антон, метнув в ее сторону категоричный взгляд, - когда тебе шестнадцать, а ему под тридцать!
Девушка, широко раскрыв глаза и приоткрыв рот, с изумлением взирала на опекуна, не в силах произнести ни слова. Казалось, она была изумлена выше всякой меры. Сердце бешено колотилось в груди, а руки дрожали. Она кипела изнутри, готовая вот-вот взорваться. Кажется, Антону удалось затронуть те струны ее души, которые должны были оставаться неприкосновенными. Он коснулся того, что она никогда не даст в обиду.
Сощурившись и глядя на него с презрением в черных глазах, девушка поджала губы.
- Мне тоже не нравятся твои друзья! - сказала, будто выплюнула она. - Я же тебя не заставляю от них отказаться!
- Это другое... - попытался возразить Вересов, сведя брови.
- Да неужели?! И в чем другое?
- Они мои ровесники, они...
- Так тебя... - она старательно подбирала слова, но так и не нашла их, - бесит именно то, что Паша старше меня?! - казалось, она была откровенно поражена этим открытием. - Вот так забота! - ядовито процедила она и уничижительно добавила, глядя на него в упор: - Да он настоящий мужчина, ясно? Не чета некоторым, кто мнит себя взрослым, а на самом деле является сущим ребенком!
Она поняла, что сказала грубость, когда плечи Антона напряглись, а спина выпрямилась. На красивом лице залегла тень, глаза превратились в узкие щелочки дегтево-черного цвета, губы сжались в тонкую нить.
Девушка покачала головой, отчего-то чувствуя неловкость.
- Я не тебя имею в виду, - потупилась она, тут же отругав себя за то, что оправдывается. Не перед ним же!
Вересов же оставался похожим на мраморное изваяние. Он даже не шелохнулся, только жилка на шее выдавала его истинные чувства.
- Я не хочу, чтобы ты с ним общалась. Он смотрит на тебя совсем не как друг, - сквозь зубы выдавил он.
- Что?.. - изумленно уставилась на него Даша.
- А то, что твоему другу, - саркастически выплюнул он, - не интересна ваша дружба, в которую ты так свято веришь. Его интересует нечто иное!
- Ты что, с ума сошел? - задохнулась от возмущения и негодования Даша. - Паша мой лучший друг, а ты... Не смей и рта раскрыть, чтобы сказать подобную глупость, понял? Ты не стоишь и его мизинца! Ты...
- А чего я стою, по-твоему? - холодно перебил ее Вересов. - Я недостоин быть твоим опекуном, твоим знакомым и, уж конечно, твоим другом! Так чего же я стою, по-твоему? Хотя бы на то, чтобы ты со мной поздоровалась, я могу рассчитывать? Или даже твоего "привет" мне не светит?!
- А он тебе нужен, мой привет? - огрызнулась девушка, не зная, что еще ответить.
- Мне бы хотелось, чтобы всё было не так, как есть на самом деле, - выговорил он, и на это Даша не смогла ничего ответить, поэтому промолчала.
Домой они уезжали вместе, но были настолько злы друг на друга, что всю дорогу проехали в немом молчании.
Жаркий август, вскоре сменившийся уныло-серыми туманами, заполонившими Москву, ушел в небытие и унес за собой привычную стабильность существования Даши и Антона в одной квартире, к которым уже привыкли оба. Золотая осень, навестившая столицу в середине сентября, через две недели сменилась привычными осенними дождями и неугомонной людской толкотней и суматохой. А в начале ноября, на каникулах Даша отправилась с классом в автобусную поездку по Золотому кольцу России.
- Все поедут, - сообщила она, - мне не хотелось бы стать исключением.
- И ты им не станешь, - коротко бросил Антон, хмурясь. - Считаешь, что я запретил бы? - начал выходить из себя он. - И за кого ты меня принимаешь?
- Всё это не бесплатно, как ты понимаешь! - воскликнула в ответ девушка, не прореагировав на его реплику. - Как мне нужно было сообщить тебе об этом?
- Может быть, стоило просто попросить денег, и всё? - сквозь зубы выдавил он из себя. - Ты прекрасно знаешь, что я бы не отказал, - покачав головой, стараясь сдержать гнев, он сощурился и, глубоко вздохнув, добавил: - Вопрос лишь в том, что ты слишком гордая для того, чтобы сделать это!
Она молчала с минуту, даже больше, ошарашенная, уязвленная, не сразу нашедшая, что ему ответить. В груди колотилась боль, а в висках монотонная и уничижительная свирель терзала гулким биением.
- Когда-то я отказалась от гордости в угоду тебе, Вересов, - тихо заявила она, вскинув подбородок. - Но ты пренебрег мною. Больше подобного не повторится, моя гордость останется при мне!
Он не нашелся, что ей ответить, изумленный ее словами, и лишь молча стоял и смотрел ей вслед. А вечером после короткого стука, не дожидаясь разрешения, вошел к ней в комнату и положил на комод деньги.
- Я не знаю, сколько нужно, - сказал он, выходя, - надеюсь, что этого хватит, - и стремительно вышел, так на Дашу и не взглянув.
А когда через две недели она уехала, с ужасом осознал, насколько привык к тому, что она находилась рядом. Какое безрассудное ощущение... одиночества!..
Какие-то семь месяцев под одной крышей. Кому-то не хватает и целой жизни, чтобы привыкнуть к человеку, а ему хватило чуть больше полугода, чтобы привязаться к той, которая причинила ему боль, забрала отца, пусть и сделала это невольно, к той, которая не имела права врываться в его жизнь и ломать ее, разрывая в клочья мечты и разрушая надежды. К той, которой не должно было быть места рядом с ним.
Какая ирония была во всём этом, какая язвительная, уничижительная, прелестно ужасная шутка!
Он не желал признаваться, что ему не всё равно, где она сейчас. Отказывался принимать за факт, что ему ее не хватает. Желая скоротать вечера и пронизанные осенним холодом ночи, он проводил время с друзьями, согревался в объятьях шикарных красоток. Чтобы не чувствовать одиночества по утрам, пригласил Ольгу Дмитриевну пожить с ним, пока Даша не вернется. Задерживался на работе, углубляясь в дела и процессы, хотел даже взять отпуск за свой счет, чтобы слетать за границу и отвлечься. Но день шел за днем, приближая момент, когда воспитанница должна была вернуться в Москву, и он всё чаще стал задумываться, что не так они делают. Что конкретно он делает не так для того, чтобы наладить с ней контакт. Но ответа не находил, в результате придя к выводу, что, какими бы странными не были их отношения с Дашей, исправить что-либо он был уже не в состоянии.
Они ссорились редко и по пустякам. Из-за ее друга Павла Байера. Из-за его друзей. Но никогда их ссоры не выходили за те невидимые пределы, которые когда-то были ими же нарисованы. Будто существовал негласный предел, который они условились не переступать.
Он не одобрял ее дружбы с Байером, а она в ответ супилась и откровенно заявляла, что не желает видеть в квартире его друзей. Ему приходилось заткнуться и с клокочущей в душе яростью хладнокровно принимать ее друга. Для себя он этой дружбы не признавал и даже более того, - не понимал. Какая дружба может быть между нею и таким мужчиной, как этот?! Почему она с ним, Антоном, дружить отказалась, а с ним - дружит? Не только же дело в том, что она доверяет Байеру? Должна быть иная причина. И Антон не желал об этой причине задумываться, потому что в случае подтверждения это стало бы уже проблемой.
Шестнадцатилетняя девочка, влюбленная в мужчину, значительно старше себя!.. И Антон, как опекун, допустить подобного не имел права, потому и пытался препятствовать этой дружбе. Хотя, конечно, не это было единственной причиной. В глубине души он завидовал Павлу Байеру. Он был удостоен того, что самому Антону никогда не заслужить, - Дашину дружбу, хотя бы ее дружбу.
Антон просто заботился о ней. Материально в большей степени. Следил, чтобы она не гуляла допоздна, чтобы сообщала, где находится, или если думает задержаться. Но в полном смысле слова они так и не стали жить под одной крышей, они под ней сосуществовали. Она в своей комнате, он в своей, иногда встречаясь на кухне, в гостиной или в коридоре. Словно два бестелесных создания, заключенные в одну клетку, смирившиеся с совместных существованием, но так друг друга и не принявшие.