Неужели никто никогда здесь не поселится вновь, не вернется, чтобы вспахать пустыри и засеять их? Неужели всем этим полям суждено дичать и дичать год от года, зарастая татарником, чернобыльником да полевой рябинкой?
А как тут шумела когда-то пшеница, клонились овсы с серебряным шелестом и как широко по нагорью озерами разливались цветущие льны!
Поля притаились. Они не мертвы. Если прислушаться, то можно услышать, поймать их долгое, терпеливое ожидание.
За все свои дни неторопливого путешествия Соснин и Туся, минуя места захолустные, попадали в иные — самые жаркие, полные жизни, работы, страстей. Забирались они к лесорубам на буровые, облетали на вертолете пылающий факелами Самотлор. Потом с облегченной душой выходили из царства болот на светлые плесы Оби, где не было гнуса, дурных испарений. Здесь во всю ширь разгуливал ветер, вздыбливая волны, шумел по лугам выспевающим разнотравьем. Косари уже начали по чистым обсохшим местам выпластывать тучный вязиль, заселяя равнину стогами. Рыбаки перебрались на стрежевые пески, где им предстояло прожить все лето до осени.
Соснин тоже времени зря не терял. Он встречался, сходился с множеством разных людей, делал наброски, этюды. И прежде бывал тут часто. Его узнавали и, когда Сергей Александрович просил, охотно позировали. Соснин мог целыми днями не расставаться с этюдником.
Тусе не только не было скучно в такие часы, но она бы себя посчитала обиженной, если бы ей вдруг запретили сидеть незаметно в сторонке и наблюдать.
Туся, следя за выражением его лица, за прищуренным, цепким взглядом, волнуется. Соснин не замечает ее, он занят своим, и Туся не сердится. Сергей Александрович работает. Желание у Туси одно — не помешать, не спугнуть…
Но вот он отвлекся, заметил ее как бы вдруг, невзначай, и прежнее все, волевое, исчезло с лица его: губы разжались и взгляд почти виноватый — прости, мол, увлекся, забыл о тебе — нехорошо!
«Ты сегодня ходила по старичкам? Старожельческий говор записывала? С утра! А потом? Ты не теряй зря времени. Чем будешь отчитываться на кафедре?»
«Я собрала уже много. И еще соберу!.. Мне интересно и говор записывать, и наблюдать за работой художника. Спасибо, что вы ни разу меня от себя не прогнали!»
«Когда я работаю, я вижу и слышу только натуру… Ты мне не мешаешь, Туся. Наоборот!»
Он соскабливал краску с палитры, мыл и протирал сухой тряпкой кисти. А Туся, не доверяя вполне тому, что он ей говорил, терзалась, что слишком шумно отмахивалась от гнуса березовой веткой! Это, конечно, его отвлекло, потому он и комкает, обрывает на полпути работу.
Ах, комары да мошки! Все из-за них. Днем гнуса не видно почти, не слышно, а к вечеру тучами льнуть начинают, гудят — житья и покоя нет.
«Ей-богу, я вам помешала, Сергей Александрович, — подошла, повинилась Туся. — Я больше не буду. Пусть они заедают меня, но так громко махать, стегаться…»
«Ты тут ни при чем. Сегодня я что-то очень устал, пора прекращать… Нас ждет ужин в «Брусничке» и прогулка по берегу Пасола… Прогулка прощальная, потому что завтра эти места мы покинем».
Он уже не сбивался, называя ее на «ты». Она же никак не хотела так к нему обращаться. Однажды он стал настаивать, Туся раскрыла глаза, как в испуге, затрясла головой:
«Не могу, не просите! Не повернется язык… Даже после всего, что между нами… Не обижайтесь, пожалуйста! Расправьте-ка брови и улыбнитесь…»
«Тогда как хочешь. — Он подчеркнул интонацией слово «хочешь». — Я терпеливый, дождусь, что ты станешь проще со мной. Хочется полной во всем взаимности!»
Она подошла вплотную, погладила жилки на правой его руке:
«Натрудилась, устала… Вы же сегодня, Сергей Александрович, без малого десять часов работали! Я засекала время. Разве правильно это?»
«Один француз сказал, что если пришло вдохновение, то его надо гнать, как собаку. — Он засмеялся. — Была бы польза, а все остальное не важно… Я и так слишком много нежусь».
«Упрек мне?»
«Никакого упрека… просто факт. Тем более я был должен сегодня хорошо поднажать: мы улетаем в Нюргу».
«Но я все равно не согласна и не согласна! — упорствовала Туся. — Загонять себя — дело последнее…»
Сергей Александрович обнял ее, рассмеялся:
«Туся! Я доволен, что день у меня нынче вышел большим, настоящим. А на прощание с Пасолом мы выпьем шампанского!»