— Сын наведывался?
— Был Вася с этой своей… — Ксения не назвала имени той, что так не по праву завладела их сыном. — Беспокоит меня он, отец. Глаза у него помутнели, молчаливый, угрюмый стал. Видать, она его цепко держит. И чем только парня приворожила? На нее поглядеть — так и польститься-то не на что!
— Слабосильный у нас Василий, — с досадой проговорил Александр Константинович, задумался и, помолчав, продолжал: — Не чаял, что сын такой уродится. Мало он взял от чалдонской закваски. И в армии служба на пользу не пошла. Васька малохольный. Не годится о сыне подобное говорить, да от правды куда деваться? Первая встречная взяла и окрутила. Жидковат молодец! Ему свою волю выказать так же трудно, как самого себя поднять за уши.
— Совсем о нем худо думаешь, — обиделась Ксения.
— Не думаю. Говорю.
— Ты баловал его.
Старший Ондатр покраснел. Укоризненный тон жены был не по духу. Конечно, он в чем-то сам виноват. Отцовская слабость к Василию проглядывалась отчетливо. К дочери Снежане отношение его было строже. Училась прилежно, росла домоседливая, от дел не отлынивала. Но не вечно же ей жить с родителями. На Василия отец крепко надеялся: род продолжит, в жизни себя утвердит. Не суждено теперь этому сбыться. Еще в армии Василию сделали сложную операцию. Врачи сказали, что детей у него не будет… Тяжело было всем. Агафья Мартыновна, вырастившая внука, утирала платком глаза. Родителей мучил вопрос: что посоветовать сыну, как устроить его нормальную жизнь при таком положении? И сошлись вот на чем: предложили Василию найти молодую женщину с ребенком, незамужнюю, привести в дом. Пусть чужое дитя, но ведь и его как родного можно принять к сердцу. Жили бы только в радости, честно трудились. Чего еще надо?
Сын пропустил эти речи мимо ушей, говорил, что вовсе не женится, не по его-де хилым плечам такая ноша. И однажды исчез из дому недели на две. Оказалось потом, что приголубила парня женщина, у которой муж недавно за хулиганство сел. Она с ним не разводилась, но и времени понапрасну терять не думала. Забрел к ней Вася Бобров, споткнулся о порог, как и другие многие, только с той разницей, что другие, проспавшись, уходили, а этот остался, увяз. Александр Константинович пытался отговорить сына от такой «спутницы жизни», да где там!..
История эта камнем лежит на родительском сердце.
— Агафья Мартыновна! — кличет Бобров тещу на этот раз с целью отвлечь себя от грустных мыслей о сыне. — В бане-то прибрано ли после стирки?
— Помыто давно и сухо уже. Что ли, топить собрался?
— Угадала. Комары накусали, мошки — все тело горит, пара и веника просит!
— По разливу нынче гнус, — сказала теща.
— Ядреный, Мартыновна, ох и ядреный!
У Старшего Ондатра банька важнецкая: просторную делал, с полком и широкими лавками. Печь выбрал удачной кладки: париться можно было минут через сорок после затопки, не закрывая трубы. Вода закипала быстро, и камни скоро накаливались — плещи на них разведенным кваском, и каленый пар выстрелит к потолку, разойдется сухим запашистым жаром…
Дым валил из трубы, поленья трещали. Бобров вышел на огород, походил по ровным рядам картошки, похвалил Агафью Мартыновну и Снежану за трудолюбие. Пока он гонялся за браконьерами, они тут все пропололи, да так аккуратно, старательно, что глазу любо.
Теща выглянула из-за ограды, спросила:
— Или изъяны нашел?
— Никаких! Ударный труд налицо. Жаль, что в прополке вам подсобить не успел.
— Константиныч, постряпать, может, чего? — спросила довольная похвалой Агафья Мартыновна.
— Сотвори-ка пирог. Да щей пожирней навари? Я после бани бываю, ты знаешь, жоркий.
В одиночку париться Старший Ондатр с некоторых пор остерегался. В таком деле лучше найти компаньона. Но из мужчин в ограде их дома не было никого. Тогда он пошел звонить знакомым по телефону, и тоже напрасно. Махнул рукой и отправился в парилку один…
Это с прошлой зимы Александр Константинович париться начал сдержанно, прислушиваясь к тому, что с ним происходит, когда веником себя взбучиваешь. Стало закладывать уши, в голове гуд, будто вокруг осы вились и жужжали. Но если перетерпеть, боль проходила, словно где-то открывался клапан: кровь отливала от головы, сразу делалось бодро, легко.
Прежде тяжести от парной Бобров никогда не испытывал. Все началось с прошлогоднего марта.
Бобров собрался лететь в тайгу на большое белорыбное озеро, проверить там, нет ли замора — не дохнет ли подо льдом рыба от нехватки кислорода. Вместе с ним должен был отправиться и Фролкин, но Ника в самый последний момент увильнул. Александр Константинович видел, что начальник от этого дела отлынивает, запальчиво выговорил ему и сел в «Ми-4». Было жарко, и он распахнул полушубок на все пуговицы. Машина готовилась к взлету: то поднималась чуть-чуть, то приседала, как бы топталась на месте. Мешал боковой ветер. Поблизости от вертолетной площадки лежали бочки со смазочным маслом: выгрузили, а отвезти не успели. «Ми-4» как-то неловко попятился, задел хвостом за бочку — раздался грохот, машину дернуло резко вверх, она поднялась и стала вращаться… В Боброве сработал опыт десантника, он бросился к двери, вырвал «с мясом» замок, распахнул выходное отверстие и вывалился наружу, растянув во всю силу рук полы своего полушубка…