Отдышавшись, утирая с лица пот, Фролкин отозвал капитана-инспектора на корму, стал говорить:
— В кооперацию ягоду сдать — тысчонок пять наличными будет. А рестораны в Новосибирске дают за килограмм пять рублей. Там продать — золотой билет вытянуть.
— Я бы не стал обижать свой край, — в задумчивости проговорил Бобров. — Где заготовил, там и оставь.
— Послушай, что я скажу. Предлагаю тебе сгонять «Гарпун» до Новосибирска. За труды — тысячу. Не помешает!
— Заманчиво, — сощурился Старший Ондатр. — Но я в это впутываться не стану.
— Съездил бы на курорт, — уговаривал Фролкин.
— По мне и здесь хорошо. Я Обь до последней морщинки знаю. Как флотские говорят — «от приверха до ухвостья». Реку свою изведал, а повезти — убей — не повезу!
— Ну что ты находишь в моем предложении плохого? — недоумевал Фролкин.
— Махинатор ты, Ника! — бросил ему в лицо Бобров. — Помнишь, когда мы на Тыме чинили винт, ты заставил меня без страховки висеть на кране? Я не приказу твоему подчинился, а долгу, обязанности. Я сделал все, и мы дальше поплыли, хороший был ход у судна. А если бы винт тогда оборвался? Я бы на дне оказался с этим винтом, точнее — в гробу!
— Нашел, что вспоминать, — сипло сказал Фролкин.
— Вспоминаю об этом, чтобы тебя показать, какой ты подлец! Ты у меня осетровые ямы выведывал, хотел осетров ловить, которые в эти ямы на зиму ложатся. Но я тебе ямы не показал. И не покажу никогда! Ты меня оболгал, и у нас в доме делали обыск! Бесстыжие твои зенки…
Фролкин попятился: ему показалось, что Бобров сейчас охватит его, приподымет и выбросит за борт, как швабру. И Ника, грохоча каблуками, спустился в каюту.
12
Ника теперь сам дневал и ночевал на «Гарпуне» — караулил гору мешков с клюквой. Уложенные на палубе, накрытые брезентом, они обращали на себя внимание каждого, кто проезжал мимо катера рыбонадзора на лодке или подходил к берегу посмотреть на рыжую, освинцовевшую Обь. В Медвежьем Мысу начали уже поговаривать с издевкой, что рыбонадзор занялся побочным промыслом, заготовил тонны клюквы и скоро начнет торговать морсом.
В конце сентября выпадал дважды снег, но скоро растаял. Наступила погода без заморозков, сырая, с пронзающим ветром. Бобров наседал на Фролкина.
— Сдай же ты, наконец, клюкву кооператорам, получи за нее пять кусков и благодари нарымские небеса за такую щедрость! Мне скоро надо поднимать катер на берег, обшивать досками.
Фролкин морщился и продолжал ждать чего-то.
Однажды утром, когда вдруг за ночь вымерзли лужи, окаменела по обочинам грязь, а тротуары засеребрились инеем, Бобров отправился из дому навестить «Гарпун». Шел он в последний раз, чтобы завтра же пригнать сюда трактор и вытянуть катер на берег. Не ждать же, в конце концов, когда «Гарпуна» вмерзнет в лед из-за фролкинской клюквы, которую тот упрямо стремился сбыть по ресторанной цене.
Вот он и яр. Сейчас будет спуск к реке. Бобров увидел «Гарпун» и замедлил шаги… Палуба катера была пуста — ни одного мешка.
«Сдал-таки в кооперацию! — подумал Александр Константинович. — А если украли, то вместе с Никой!»
Под берегом, возле катера, сидела Любка, одетая в просторную новую телогрейку, повязанная светлым пуховым платком. Бобров узнал ее со спины. Вспомнил, что Любку перевели временно из коптильного цеха в сторожа. Об этом она сама как-то рассказывала ему. Он еще над ней пошутил, что, мол, страсти с наступлением холодов начали угасать, так можно и таким скучным делом заняться, как охрана рыбозаводского берега. Любка не обижалась, ибо была не обидчивая. Глаза ее так же горели, как летом: один дымчатым топазом, другой лимонным.
— Сидишь прохлаждаешься, — заговорил с ней Старший Ондатр.
— Хочу и сижу.
— Милого ждешь?
— Белый парус…
— В тумане Оби? А губы вон посинели от ждачки-то!
— С рекой прощаюсь — до новой весны. Костры, шалаши во сне будут сниться!
— И судмедэксперт Пинаев!
— И он иногда…
— А ты, Любка, не скажешь, куда гора мешков с палубы «Гарпуна» улетучилась?
— Вчера ночью красивый корабль тут был — «Державин». Как сверху шел, так бортом к «Гарпуну» и прижался. Фролкин и двое еще перетаскивали мешки «Державину» в трюм.
— Ух ты! — вырвалось у Боброва. — А дальше что?
— В седьмом часу утра «Державин» ушел вверх.
— Ловко сработал Ника! Мне бы такое и в голову не пришло!