- Что она хотела? - с тревогой в голосе задал свой вопрос Орлов, увлекая ее подальше, в укромное местечко под лестницей.
Оксана никак не могла выдавить из себя слова, словно боялась вслух озвучить правду: она монстр, каких поискать еще надо.
Усадив девушку на старый школьный стул, сам он устроился рядом, перед ней на корточках, обеими руками сжимая ее почему-то холодные пальцы. Ритмичными движениями принялся растирать продрогшие костяшки Оксаны, сетуя на ее излишнюю худобу и внимательно следя за изменениями на лице девушки. Он не торопил ее с ответом, не хотел давить. Знал, что она сама расскажет обо всем. Пусть не сейчас, и, может, даже не сегодня, но обязательно расскажет.
А между тем, Ксюша с отстраненным видом все же произнесла:
- Ее уволили из-за меня.
- Кого? - не сообразил сначала Орлов. - Агрипину?
- Да, - коротко подтвердила девушка.
- С чего ты это взяла? - вновь задал вопрос Макс, словно не верил, что такое вообще могло случиться.
- Она сама сказала.
- Может, она просто решила тебя припугнуть?
- Зачем? - удивилась Оксана, переводя взгляд на Макса.
- Ну, не знаю. О чем-то же вы с ней разговаривали до этого.
- Разговаривали, - подтвердила Оксана, чувствуя, как горький комок подбирается к горлу. - Она мягко намекнула мне, что то видео... - на мгновение девушка замялась, не решаясь озвучивать вслух пикантные подробности из своей личной жизни, а потом продолжила, избегая взгляда Макса: - Ну, ты сам знаешь какое... В общем, поднялся скандал и, видимо, крайней осталась Агрипина. Я лишила человека работы, понимаешь... И это так гадко осознавать... Она столько лет нянчилась с нами... С первого класса... А я все равно, что предала ее... Больно... Как же больно от этого... - принялась сбивчиво тараторить Оксана, размазывая слезы по щекам.
- Тише-тише, - Макс ладонью сжал ее затылок и носом уткнул в свою грудь, дав возможность выплакаться. Встал на колени перед ней, чтобы было удобнее, и принялся раскачиваться из стороны в сторону, будто хотел усыпить ее совесть. И убаюкивания его длились ровно столько, сколько потребовалось ей для успокоения души.
Когда всхлипы поутихли, Макс слегка отстранился, взглядом отыскал ее покрасневшие глаза, и с особой страстью принялся внушать ей обратное:
- Ты не виновата, слышишь? - сжимая в тисках ее лицо, заговорил Орлов. - Не виновата в том, что ее увольняют. Я уверен, это все из-за возраста. Просто повод нашли, к чему придраться. Не ты, так другое что-нибудь придумали, - не переставал утверждать очевидное Макс, большим пальцем стирая слезы, асимметрично стекающие по ее щекам. - И не смей винить себя в том, что этот Сергей оказался таким придурком. Да я бы его... убил за тебя, слышишь?! Все бы отдал, чтобы оказаться в ту ночь рядом с тобой!
После каждого, сказанного слова он принялся осушать соленые реки горечи своими губами. И выглядели его попытки утешить со стороны так трогательно, что Оксана не смела протестовать. Напротив, замерла истуканом, боясь даже в мыслях предположить, как далеко его заведет чувство сострадания.
А потом, поцелуи его прекратились. Он снова прижал голову Оксаны к себе и принялся зарываться пальцами рук в ее волосы, совершая едва осязаемые круговые движения. При этом чуть слышно повторяя:
- Ну, ничего. Пока я рядом больше никто и пальцем не тронет тебя... Ты мне веришь?
Снова отстранился, приподнял ее лицо за подбородок, и с особым пристрастием принялся изучать ее зеркало души, видимо, надеясь по глазам определить, какой ответ девушка готова была дать. А может, просто хотел удостовериться, что ответ этот будет звучать искренне, от самого сердца.
- Верю, - как зачарованная повторила за ним Ксюша, словно попала под его влияние.
Еще секунду она смотрела на Макса, чувствуя, как мир внутри нее переворачивается с ног на голову. Не видя ничего вокруг себя. Только его глаза: такие яркие, такие голубые. А потом он накрыл ее губы своими, и поцелуй казался таким естественным, будто раньше по сто раз на дню приходилось целоваться. И если Сергей терзал ее губы, подчинял себе, ломал ее волю, то поцелуй Макса казался воздушным. Он словно убаюкивал ее своим теплом, отчего наледь на сердце превращалась в капли воды. Ласкал с особой осторожностью, как будто боялся сломать. И именно эта нежность подкупила Оксану.