— Это она сделала, — сказал Гориан, шмыгая носом. — Это Миррон сделала. Она меня обожгла.
Он был сильно напуган, и, когда Миррон повернула голову, чтобы посмотреть на него, он попытался вжаться в тело Андреаса.
— Ты его не отпускал, — прорыдала Миррон. — Я просто хотела, чтобы ты перестал. Прости, Гориан.
— Ты меня обожгла, — повторил Гориан. — Как это могло получиться?
Кессиан поймал взгляд Виллема и с трудом удержался от улыбки. Происшествие в высшей степени неприятное, но то, что оно собой явило, невозможно было недооценить. Решения. Решения!
— Шела, возьми Оссакера. Дженна, доставь Ардуция к врачу. Ему нужно вправить руку и наложить шины. Постарайся поговорить с ним, выясни, что он видел или чувствовал. Андреас, давай перевяжем Гориану рану. У меня в шкафчике около умывальника есть мазь от ожогов. И еще — дети этой ночью спят отдельно друг от друга!
Кессиан опустился на колени рядом с Миррон и Эстер, слыша, как протестующе скрипят его старые кости. Кому-то придется помочь ему встать.
— Ну, Миррон, ты знаешь, что случилось? Постарайся рассказать мне, что ты сделала.
Миррон повернула к нему заплаканное лицо. Оно было очень бледным, очень испуганным. Кессиан пригладил ей волосы, и она теснее прижалась к Эстер.
— Ничего страшного, малышка. Никто на тебя не сердится.
— Гориан сердится, — прошептала она срывающимся голоском.
Кессиан улыбнулся.
— Да, наверное. Но он тебя простит. А теперь ты можешь сказать мне, что случилось?
Девочка всхлипнула и провела ладошкой по носу и рту.
— Он никак не хотел отпустить Ардуция. Он знал, что делает ему больно, но все равно не останавливался. А я только хотела, чтобы он перестал.
— Я знаю, Миррон. Ты всегда должна защищать братьев. Ты можешь рассказать мне, что происходило у тебя в голове?
Девочка ненадолго замолчала, пытаясь разобраться в своих мыслях. Кессиан ощутил, как его сердце наполняется надеждой.
— Огонь со мной заговорил, — сказала она наконец. — Я почувствовала, как он меня согревает.
Кессиан посмотрел на фонтан с его дымящимися погасшими свечами. До него было не меньше десяти шагов.
— И что потом?
— Это было нехорошо. — Миррон нахмурилась.
— Что именно?
— Я знала, что огонь сделает Гориану больно. Он ведь пока не Огнеходец. Но свечи были слишком далеко, а Ардуций кричал. Гориан ломал ему руку.
Миррон снова разрыдалась, и Эстер прижала ее к себе.
— Ш-ш, — зашептала она. — Ш-ш. Все в порядке.
— Тебе надо было его остановить, правда? — подсказал Кессиан. Миррон сумела кивнуть. — И ты подумала, что если он почувствует огонь, то отпустит его? — Еще один кивок. — Ну а что же ты могла сделать, а?
Кессиан улыбнулся ей, а девочка посмотрела на него, как будто он сказал глупость. Ее лицо было совершенно ясным, в глазах появилась уверенность.
— Я собрала все огни свечей и бросила в него, — объявила Миррон.
Кессиан выпрямил спину. Началось!
ГЛАВА 7
844-й Божественный цикл, 41-й день от рождения соластро, 11-й год истинного Восхождения
Миррон пробудилась от сна, полного кошмаров, ощущая горечь где-то глубоко под ложечкой. За ставнями слышались крики чаев. Яркие, жгучие лучи пробивались сквозь щели между планками. Вестфаллен был полон жизни и, как всегда, великолепен.
Еще вчера она вскочила бы с постели, задержавшись только для того, чтобы подпоясать тунику, и выбежала навстречу прекрасному дню. Но то было вчера. Сегодня голова пульсировала болью, желудок тошнотворно сжимался, а в мыслях снова и снова прокручивались события прошедшего вечера.
Миррон казалось, будто у нее что-то отняли, и она стала другой. Она ощущала себя изменившейся, и это сбивало с толку. Девочка попыталась вернуть себе прежнее, веселое и беззаботное настроение, но ничего не получалось. Вместо этого она видела, как из свеч в фонтане зарождается копье пламени и обжигает запястье Гориана. Она видела огненный вихрь и нанесенный им ущерб в мельчайших деталях. Миррон по-прежнему ощущала вонь паленых волосков и кожи и с ужасом понимала, какой вред нанесло пламя. У Гориана навсегда останется шрам. Он никогда не простит ее, и она никогда себя не простит!
По щекам девочки вновь потекли слезы. Они все обманывали ее. Отец Кессиан, Виллем, Эстер. Даже мать. Они говорили ей, что Восхождение — это нечто чудесное, это будущее всех людей, и оно поможет ей стать ближе к Богу. Но все оказалось не так. Миррон понимала, что вчерашний поступок имеет отношение к ее предназначению, но в нем не было ничего прекрасного или мирного. Только вред и боль.
В первый раз кому-то удалось использовать свой дар так, как это сделала она, — и в результате ранен другой человек. И не просто человек. Гориан. Миррон меньше всего на свете желала, чтобы ему причинили боль, — и это сделала она сама. И в тот момент она так хотела. Девочку пугало то, что она сделала. Что случится в следующий раз?
Следующего раза не должно быть. Миррон уткнулась в подушку и заплакала. В дверь тихо постучали.
— Уходи!
Было слышно, как ручка двери повернулась и створка открылась. В комнату ворвался свежий воздух. Миррон оглянулась.
— Я же сказала — ухо… — Это оказался отец Кессиан. — Я думала, это моя мать.
— И так ты говоришь со своей матерью, дитя мое? Она тебя любит и желает тебе только самого хорошего. Ты ведь это понимаешь, правда?
Миррон замотала головой.
— Почему она мне лгала? Почему вы все лгали?
Кессиан нахмурился и вошел в комнату. Придвинув к кровати стул, он уселся на него. В полумраке лицо Ардола Кессиана выглядело очень старым, кожа вся в складках и морщинах. Но глаза были полны тепла, и его улыбка, как всегда, растопила лед в сердце девочки.
— Почему ты решила, что мы лгали? — спросил он и прижал ладонь к груди. — Мне было бы больно думать, что я так поступил.
— Вы говорили мне, что я буду хорошим человеком, потому что я истинная Восходящая. Но я обожгла Гориана и заставила его навсегда возненавидеть меня. Я больше не хочу быть Восходящей!
Кессиан наклонился к ней и большим пальцем стер слезинки со щек.
— Ах, дитя мое, я понимаю, что ты сейчас очень расстроена. Никто из нас не хочет причинить боль тем, кого мы любим, но иногда наша досада заставляет нас это сделать, словом или делом. Ты должна помнить, что действовала с самыми лучшими намерениями, по велению сердца. Ты хотела, чтобы Гориан перестал обижать Ардуция. И при этом ты совершила нечто такое, о чем теперь жалеешь. Сделанного не воротишь, но не стоит ненавидеть себя из-за того, что произошло.
— Этого больше не случится, я обещаю. Я больше никогда не прикоснусь к огню!
— А вот это опечалило бы меня сильнее всего. Миррон, ты — драгоценная дочь Восхождения. И благодаря твоему вчерашнему поступку случилось нечто поистине важное и чудесное. — Кессиан со вздохом выпрямился.
— Я его обожгла! — крикнула Миррон.
Перед ее мысленным взором снова встало красное, покрытое волдырями запястье Гориана.
— И он поправится. Он сильный. Но ты не можешь отказаться от того, кто ты есть теперь. Тебе трудно, понимаю. Ты такая юная. Но ты должна помочь нам понять, как ты это сделала, чтобы мы, в свою очередь, смогли помочь тебе контролировать твой дар. И помогли твоим братьям высвободить их таланты. Разве ты не понимаешь?
— Нельзя иметь такие способности, — возразила девочка, сбитая с толку его тоном и смыслом слов. Ее сердце отчаянно колотилось. Не может же отец Кессиан на самом деле хотеть, чтобы она заново попробовала сделать это? После того, что произошло вчера! — Это опасно.
— Да, опасно, — согласился Кессиан, — если не уметь этим управлять. И когда мы все поймем, что происходит, вы с братьями сможете использовать ваши новые способности для блага и пользы. Чтобы делать то, что нужно людям. И тогда ты будешь гордиться тем, что ты такая. Так и будет, я обещаю.
Миррон затрясла головой.
— Я не могу, отец Кессиан. Мне страшно! — Ее глаза снова наполнились слезами.
— Знаю, малышка. И если честно, нам всем немного страшно. Ты нас сильно напугала. — Кессиан улыбнулся. — Знаешь что, я привел кое-кого, кто хочет тебя видеть. Может быть, он сможет тебе помочь. Входи, Гориан.