Трое цардитов прошли вперед и встали перед столом — высокие, бритоголовые и бородатые. Их кожаные жилеты украшали стальные заклепки, на правом боку у каждого висела длинная кривая сабля. Они бесстрастно взирали на жителей Брода Чаек.
— Вас предупреждали, — произнес мужчина, стоявший в центре. Говорил он с акцентом. — Вам велели отвергнуть Конкорд и его ложного Бога. Вам велели передать наши слова вашему маршалу. Либо вы с ним не говорили, либо он вас не послушал, и теперь вы пожинаете плоды того выбора, который сделали.
Толпа пришла в движение.
— Конкорд — это язва нашего мира, а его народы — наши враги. Его вера слаба. Он начал несправедливую войну против Царда, и мы не сдадимся на милость его легионам. Смотрите, где мы сейчас стоим. Эстория не может вас защитить. Ее Бог не может вас защитить.
Он повернулся и плюнул на стол.
— Расскажите своему маршалу Юрану то, что увидите и услышите в Броде Чаек сегодня. Заставьте его понять, что вы не останетесь в Конкорде, что вы хотите вернуть свою независимость. Здесь мы — сила. Мы — ваши соседи, и мы были вашими друзьями. Спросите себя, совершали ли мы набеги и убийства, пока не пришел Конкорд? Но вы предали нас и своих Богов для того, чтобы к ним присоединиться.
— И где сейчас ваши защитники? — Цардит покачал головой. — Они сидят в своих роскошных дворцах и считают деньги, которые у вас забрали, — и они слепы к вашим бедам. То, что не видят глаза, не обременяет совесть. Они обещают вам все и не дают ничего. Почему же вы не сопротивляетесь им, как это делает большая часть ваших соотечественников? Это избавило бы вас от сегодняшней участи.
— Прошу вас! — Голос Лины Горсал вознесся над страхом, царившим в толпе. — Я вас знаю. Мы делили хлеб и вино, сентор Ренсаарк. Вы не злой человек. Не делайте этого. Вы не должны!
— Слишком поздно, Лина, — ответил Ренсаарк. — Я вас предупреждал. Я умолял вас. Но вы остались глухи к моим словам. И теперь я делаю то, что должен.
— Конкорд о вас позаботится! — выкрикнул чтец ясным и твердым голосом. — Бог защитит вас всех. Его…
Цардит ударил его кулаком в живот, так что тот сложился пополам. Чтеца заставили опуститься на колени, пригнув голову так, чтобы лицо уткнулось к земле.
— Вы не сможете заставить меня замолчать! — Голос чтеца был сдавленным от боли и пыли. — Молитесь со мной. Под небесами и над землей, на волнах и горной вершине, мы купаемся в радости Твоего творения…
Несколько приглушенных голосов присоединились к молитве. Ренсаарк прошагал к стоящему на коленях чтецу и ударил ногой в лицо. Кровь брызнула фонтаном, и молитва прервалась. По знаку сентора чтеца вздернули на ноги. Цардит зажал его окровавленный рот рукой, затянутой в перчатку.
— Пусть твой Бог тебя спасет. Если сможет.
Еще один знак рукой. Четыре воина с факелами вбежали в Дом Масок. Хан замер. Пламя начало распространяться стремительно, пируя на занавесях, гобеленах и деревянных полках, на которых лежали маски недавно умерших. Разбойники отступили. Огонь взвился вверх, к стропилам. Клубы дыма вырвались из верхней части дверного проема. Хан увидел, как чтец шевелит губами, беззвучно молясь о прекращении осквернения.
Третий жест. Чтеца потащили к рукотворному аду. Он не пытался вырываться, и его слова вновь звучно разнеслись над молитвенной лужайкой.
— Прости тех, кто разрушает, потому что они слепы к Твоему свету и милосердию. Спаси тех, кто стоит перед Тобою. Хотя я ухожу к демонам ветра и мой пепел лишит меня тепла Твоего возвращающего объятия, я ухожу, зная, что Твоя сила охранит тех, кто живет.
Его втолкнули внутрь и закрыли за ним дверь. Под ручку просунули копье, которое уперли в дверную раму. В толпе кричали и стенали. Лина Горсал возглавила рывок вперед, но всадники напирали со всех сторон, жестко оттесняя жителей обратно.
В здании без окон пламя ревело негромко и глухо. Хан услышал, как чтец выкрикивает слова молитвы сквозь кашель, раздирающий ему грудь. Он не сделал попытки вырваться. Дверь не сотрясалась, в стены не стучали.
Хан присоединился к тем жителям, которые молились за чтеца, похищенного у Бога, лишенного возможности когда-нибудь вернуться на землю. С залитыми слезами лицами они шептали молитвы до тех пор, пока возгласы чтеца не превратились в хриплые крики, вырванные болью из его рта. Они оказались милосердно недолгими.
В толпе воцарилась тишина, нарушаемая только треском пламени и стуком копыт переминающихся с ноги на ногу коней.
— Это была непростительная жестокость, сентор, — проговорила Горсал, когда цардит снова повернулся к ним лицом. — Этот человек не был вашим врагом. И мы вам не враги.
Ее осипший голос дрожал от гнева и горечи. Джессон кивнул, соглашаясь с ней. В нем тоже кипел бессильный гнев.
— Все, кто добровольно живет под знаменем Эсторийского Конкорда, — наши враги! — заявил Ренсаарк. — Все ваши жизни ничего не стоят. К счастью, мы более милосердны, чем ваши правители, которые сейчас прокладывают кровавый путь через наши города. Города, населенные моими согражданами, которые хотят только мирно и свободно жить в королевстве Цард.
Ренсаарк повернулся и сложил пальцы кольцом. Дюжина цардитов ворвалась в толпу жителей, держа перед собой обнаженные сабли. Люди подались назад. Разбойники прошли сквозь толпу, как нож сквозь масло, распихав горожан в неровные шеренги и приказав не двигаться.
— Ваш чтец узнал цену поклонения ложному богу. А сейчас вы узнаете цену покорности Эстории. Цену, которую вы заплатите за то, что не прислушались к моим словам, Лина.
Все произошло мгновенно! Они двигались спереди и сзади — цардиты шли вдоль шеренг и считали. На каждый десятый счет они касались лба одного из жителей и его или ее выволакивали из толпы и ставили в кольцо воинов с саблями. Женщина рядом с Ханом оказалась десятой, и ее, вопящую, оттащили от мужа, который умолял, чтобы его взяли вместо нее. Он получил удар рукоятью сабли по затылку и упал на землю.
Джессон не почувствовал облегчения. Его голова раскалывалась от криков тех, кого разлучали с любимыми. Воздух наполнился мольбами о пощаде и движениями цардитов, наводящих в толпе жестокий порядок. Двадцать девять жителей вытолкнули и спрятали за стеной из конских крупов, кожи и стали. Их судьба была в руках Божьих.
— И хотя мы ненавидим Конкорд, это не значит, что мы не способны ничему у него научиться, — куражась, сказал Ренсаарк.
Он рассмеялся, и этот леденящий звук ударил Джессона в самое сердце.
Понимание пришло быстро. Каждый десятый. Джессону хотелось закрыть глаза, но он обнаружил, что не может этого сделать. Одну из окруженных женщин подняли над землей шестеро цардитов. Она кричала и извивалась в их руках, и ее ужас разделяли и те, кто остался в окружении, и те, кто мог только смотреть.
Они уложили женщину на стол лицом вниз: сильные руки прижали ее конечности, бедра и спину. Голова и шея оказались за краем стола. Ренсаарк занес меч, быстро примерился и замахнулся. Он снес голову женщины одним ударом, ее крики смолкли, потоком хлынула кровь. Голова покатилась и замерла на траве, глаза, открытые в момент смерти, в изумлении воззрились на толпу.
Кони двинулись вперед, тесня жителей. Двадцать восемь захваченных людей вопили и вырывались, но цардитов было слишком много, больше сотни — вооруженных и сильных.
Джессон опустил голову и уставился на свои сандалии. Его тело дрожало и сотрясалось от каждого крика. Ожидающие смерти издавали жуткие вопли. Они призывали Бога, звали близких, молили о пощаде, проклинали цардитов и Конкорд, выкрикивали слова любви. Он сжимал кулаки, слыша свист стали, тошнотворный звук удара и глухой стук головы, падающей на сухую траву.
Хан считал каждого. Он молился, чтобы они нашли умиротворение в объятиях Бога и вернулись к жизни, где были бы избавлены от страха и одарены покоем и светом. Отсчет шел мучительно медленно. Хан обнаружил, что раскачивается на ногах вперед и назад, хватая воздух короткими глотками. На ногах его удерживали только слова, которые он обращал к Богу, пока тело сотрясалось от судорог.