ИГОРЬ СВЕЧКИН: Тогда Кобзон приехал, узнал о смещении Мулявина с директорства, говорит: «Что ж вы делаете? Как вы поступаете? У вас всего-то те, которые в эстраде, Лученок и Мулявин — всё! Так их надо ценить, беречь, лелеять! — Это Кобзон сказал. — Ни «Самоцветы» — Юра Маликов,— ни «Цветы», ни «Лейся, песня», ни «Кобза» на Украине, а только Мулявин в этом жанре стал народным артистом Советского Союза!»
Но Министерство назначает директором старого «песняра» — Владислава Мисевича.
ВАЛЕРИЙ ДАЙНЕКО: Всего за год, что мы работали, была приобретена новейшая аппаратура, освоены деньги, найдено помещение.
ВЛАДИСЛАВ МИСЕВИЧ: Вместе с министром Сосновским ходили выбирать здание. Только выберешь, придёт Володя: «Нет, мне это не нравится». Уходим. Следующее здание: «Мне это не нравится».
Выделение валюты для покупки аппаратуры поистине виделось чудом. Но это не было заслугой директора Мисевича, это была реакция на отчаянное, подобное крику птицы, письмо Мулявина, написанное годом раньше.
Вот его интервью: «При филармонии мы были крепостным ансамблем. Потом, отделившись от филармонии и став Государственным ансамблем, стали кланяться уже Министерству культуры. Терпение лопнуло в сентябре 1997 года, когда у нас сломался последний студийный магнитофон, и я написал резкую записку в Министерство культуры».
АЛЕКСАНДР СОСНОВСКИЙ: Для того чтобы получить деньги, есть определённая бюрократическая процедура. Десять лет назад 200 тысяч долларов — это была запредельная сумма! В республике я нашёл полное взаимопонимание, и вопрос разрешился. Мулявин это дело начал, а закончилось оно при Мисевиче. Чистое совпадение — и не имеет ничего личностного по отношению к Владимиру Георгиевичу.
ГОЛОС В. МУЛЯВИНА: «У нас отношения с Сосновским, если смотреть визуально, хорошие. Но, я знаю, мы несовместимы по характеру. Мы просто фальшивим друг другу».
ВЛАДИСЛАВ МИСЕВИЧ: Собрались в нашей комнате, говорим: «Володя, хочешь работать? Ты — худрук. Но одно условие: в нормальном состоянии. Если проблемы со здоровьем — а они есть, очевидны, и ты знаешь, и мы знаем за 30 лет работы, — то нет проблем, без тебя работаем в последние годы 80 % концертов. Как сейчас договоримся, так будешь получать: вещь бытовая, жить надо всем. Ты заслужил, приводи себя в порядок, получая за это деньги, потому что это твой коллектив и ты отдал этому жизнь».
ИГОРЬ ПЕНЯ: Поговорили. И он говорит: «Хорошо». Мы обрадовались!
ВЛАДИСЛАВ МИСЕВИЧ: Но всё это было в отсутствии «мадам», его жены, потому что она, по его версии, была в предынфарктном состоянии и лежала дома при смерти. Договорились, по рукам. Спрашиваем его: «А 30-летие “Песняров” будем готовить?» — «Будем готовить!» Всё с улыбкой, пообнимались! Выстроили работу, план, что делать, репетиции. Поехали на гастроли, тут же съёмки на ЦТ после 15-летнего перерыва: «Музыкальный ринг», «Песни года».
АЛЕКСАНДР СОСНОВСКИЙ: В перспективе, я верил: они найдут понимание между собой, и всё войдёт в своё русло. К сожалению, не получилось.
ВЛАДИСЛАВ МИСЕВИЧ: Приехали мы с гастролей, встречаемся: «Привет привет! Ну, как ты?» — А он не здоровается. Я: «Володя, здорово!» - Он проходит мимо: «Нет меня!»
ИГОРЬ ПЕНЯ: Он говорит: «Нет, ребята, меня это не устраивает». — «Но почему?!» — «Меня это не устраивает». — Ну, видно, что кто-то повлиял — не будем говорить, кто.
ВАЛЕРИЙ ДАЙНЕКО: На пейджер пришло Олегу Аверину от Володи сообщение короткого содержания: «Вот этих не хочу видеть». Были названы фамилии: моя и Влада. «Остальные, кто хочет, оставайтесь».
ИГОРЬ ПЕНЯ: И после этого мы ушли.
Так поступил артист, который в одном из прежних видеоинтервью восклицал: «Я дрожал от счастья, стоя с Мулявиным на сцене!» Что-то должно было произойти, накипеть, переломиться в Игоре, чтобы покинуть кумира.
ВЛАДИСЛАВ МИСЕВИЧ: За нами встали остальные и тоже ушли. Он: «Постойте! Постойте!» Но все ушли. Да, Мулявин сделал из меня человека. Но когда я уходил, Мулявина уже не было: ни лица, ни общей цели.
ВАЛЕРИЙ ДАЙНЕКО: Уходя, я сказал: «Сегодня вы уничтожили ансамбль “Песняры”. Просто. Как название. Как единицу».
АЛЕКСАНДР СОСНОВСКИЙ: Они все подали заявления. Я их пригласил, состоялся нелёгкий разговор. Я понял, что чашка разбилась, её склеить невозможно. Просто, на мой взгляд, психологическая усталость друг от друга: столько времени вместе! Здесь нет какой-то одной причины, здесь целый комплекс причин, начиная от ситуации на постсоветском пространстве.